– Как с инвестиционными фондами.
Она нетерпеливо мотнула головой. Мой любительский комментарий не пришелся ей по вкусу.
– У тех все было построено по принципу пирамиды. А тут явное мошенничество с желанием урвать и удрать, не оглядываясь. И это у наших воришек получалось очень часто, потому что даже в наших судах трудно было доказать факт мошенничества, а сделки в целом не страховались.
Я покрутил головой.
– И каковы были суммы?
– По моим представлениям, сотни миллионов. Но на самом деле, скорее всего миллиард. Зелеными деньгами, конечно.
– У нас есть мошенники такого класса? Почему же тогда я не слышал ни одного скандала подобного рода?
– Потому что финансовые круги – не та среда, где скандал в принципе может быть громким. Любая, повторяю, любая без исключения инвестиционная компания лучше спишет десять миллионов, чем открыто признается, что ее обворовали на сотню тысяч. Потому что это ставит под сомнение ее надежность, а надежность – единственный товар, которым они, в сущности, торгуют.
– Значит, так, если я правильно понял, у нас есть мошенники, которые прикидываются консультантами. Они по сговору или по изначальному плану договариваются с подставками, которым легко исчезнуть с горизонта, проводят некие инвестиционные суммы на счет наших воришек, засвидетельствовав лживую надежность перед простодушными западниками, а потом делят куш. И никто их даже не пытается ловить?
– Переводят, а не проводят, и не суммы, а фонды… Ну да ладно. В целом, для неспециалиста, вы правильно понимаете проблему.
Я подумал, потом еще раз взвесил полученную информацию.
– Сотни миллионов зелеными? И никому из наших нет дела?
Она кивнула.
– Вот поэтому инвестиции с Запада и не пришли к нам. А если пришли, то так, что эти деньги почти всегда можно вытащить назад, на Запад, а это уже не может понравиться даже нашим дилетантам в правительстве.
– И теперь этим решили заняться, но прикинувшись, так сказать, частным чайником? Очень интересно! – Я снова подумал. – Но это невозможно сделать без серьезного чиновничьего прикрытия.
Она чуть-чуть усмехнулась.
– Ну, как правило, они тоже в доле. Только в маленькой, не всегда равноценной даже тем подписям, которые ставят на иные из подтверждающих бизнес фальшивок.
– Вот это да! А ведь статью под такое не сразу подберешь. Под мошенничество не очень подходит, потому что заведомую лживость информации очень трудно доказать, все спишут на ошибку или недостаточный анализ… Да это лучше, чем устроить казино!
– Я и говорю, через наши суды это не проходит. У судебных просто не хватает умения понять проблему. Они налоги-то собирать не научились.
Я понял, что она имела в виду. Но теперь следовало двигаться дальше.
– А как все-таки это соотносится со смертью Веточки?
Аркадия пожевала губами, как старушка.
– Мне кажется, именно этой проблемой занималась Веточка перед смертью.
– Вы уверены?
– Я сама предложила ей исследовать этот тип преступлений.
Я напрягся.
– На примере Прилипалы?
И тут Аркадия потерялась.
– Не знаю. Не уверена. Через Прилипалу она могла выйти на десяток других, мелких и средних, фирм.
– Но вы ведь говорили, что тут важен консультант. А это место может занимать только Прилипала?
Аркадия еще раз подумала.
– Я всего лишь описала вам общую схему. А подробности могут быть разными. Она вполне могла выйти на конкретного мошенника. У Прилипалы в то время как раз было три или четыре таких неверных партнера. Но тогда никому и в голову не приходило, что партнер должен быть надежным по определению. Знаете, тогда инвестиционные фонды ломались, как сосульки весной.
– Значит, ее могли… задействовать и со стороны?
Аркадия кивнула.
– Боюсь, я вам не очень помогла.
– Конкретно вы ничего больше не хотите мне сообщить? Например, из этого файлера?
Она похлопала его кончиками пальцев.
– Это мои заметки примерно по двум десяткам дел, которые имели все признаки фальшивых банкротств или вульгарного воровства сразу после получения крупных западных вливаний. Но это ничего не доказывает. Кроме того, что опасность превратиться в выжженную пустыню в плане инвестиционной помощи реально существует.