До отправления электрички оставалось больше часа, и я, как обычно, примостился под козырьком "Крошки-картошки", чтобы подвести итоги недели и составить глубокий и научно-обоснованный план на будущее.
Дело в том, что на днях я прикупил в специализированном интим-салоне мотороллер "Skif-50", якобы возбуждающий при езде на скорости от 40 км/час и выше куда круче "Виагры" и пантокриновой настойки. Разогнавшись пару-тройку раз до 60 км/час, я понял, что меня в очередной раз надули, и надо было решать, что с ним делать - то ли вернуть мотак в салон и потребовать компенсацию за несбывшиеся мечты, то ли продолжать тестирование. (А вдруг получится?)
После третьего глотка "Catto'S BLENDED" я избрал третий путь. Я решил больше не парковать призрачную интим-надежду в гараж и, оставив ее во дворе, позволить окончательно испариться.
(Неприкаянный "Skif" уволокли в первую же беспризорную ночь.)
***
Передо мной стояло еще множество серьезных задач, и в их числе проблема дачного пойла.
Дело в том, что привокзальный магазинчик в месте дислокации шести соток, подмосковной Яхроме, страдает убогостью водочного ассортимента. Здесь нет "Посольской", "Золотого кольца", "Парламента", "Анисовой" и прочих дорогих моей печени посланцев Зеленого Змия, а тащить противопоказанную "беременным и кормящим женщинам" из Москвы чревато уничтожением ее уже в пути.
Основательно приложившись к "Catto'S BLENDED", я решил-таки взять пару-пятерку пузырей "от Вероники", но при этом дать ей слово уничтожить в электричке не более одного.
Она приняла мое обещание, но с оговоркой, что если ситуация в вагоне выйдет из-под контроля, то я волен его нарушить "по независящим обстоятельствам".
Теперь можно было идти на перрон.
***
Поезд Москва-Дмитров. Последний вагон. Стандартная, думающая, что она трехместная, скамья. На самом деле люди помещаются на ней впритирку друг к другу, и одно неосторожное движение может навлечь гнев соседа.
(Как-то раз дивчина постпенсионного возраста обвинила меня в домогательстве, так как я задел локтем ее ложное ребро.)
Я хлебнул на дорожку "крепкого ароматного", и электричка взяла курс на один из старейших российских градов, не раз сожженный, но всегда восстававший из пепла.
***
На станции "Окружная" в вагон ввалилась тетка с сумкой-тележкой и, конечно же, подсела ко мне. При этом она всадила тыквообразный кулак в мой бок и прошипела: "Рас-с-селся тут, понаехавший". Я спешно придвинулся к окну, но и она мгновенно сместилась вправо, вонзив острозаточенный локоток в мое плечо. Я сжался как нелегальный мигрант, попавший в лапы грозного правоохренителя, и приготовился к страшному. Оно случилось через девять минут.
***
- Станция "Лианозово"!
***
И тетка завопила.
- Поберегись, народ! Подле меня - Аль-Каида! Я, вещь в себе, объявляю ее вне закона!
Она лязгнула клыками и вцепилась скрюченными пальцами в мою шею. Ребром тренированной ладони я отбил атаку, вскочил и двинулся к свободным местам в середине вагона.
- А-а, испугался?! - понеслось мне вслед. - Трус проклятый! Я и не таких гадюк разоблачала! На прошлой неделе выследила и уничтожила засланцев ЦРУ и МИ-6!
Вагон оживился.
- Молодец, Мартыновна! Так их, этих нелюдей закордонных! Довели нашу с тобой Россию до ручки! - распалялся косоглазый старичок с оттопыренным левым ухом. - Правильно Владимир Владимирыч выкорчевывает их на корню! Таких бы, как ты, Мартыновна, да в его отпадную команду! Тогда зажили бы мы, наконец, как у Батьки в Белоруссии! Вот с кем не забалуешь! - Старичок высморкался в кулак, извлек из школьного рюкзачка чекушку "Путинки" и слился с ней в алкогольном экстазе.
- Да уж, загнали они нас в болото. А этот, который понаехал из Аделаиды (читай "Аль Каиды"), вишь какой деловой! - дамочка с шедевром Геннадия Малахова "Уринотерапия и очищение организма" под мышкой и банкой "Охоты крепкой" наперевес припечатала меня взглядом Анатолия Кашпировского. - Ничего, и не таких ломали! - Она поскребла черным ногтем изуродованную продольным шрамом левую щеку, отхлебнула пенистого и пробасила в направлении старичка.
- Кузьмич! Дуй сюды! А то мне тоже водочки что-то захотелось. Не жидись, козел дряхлый!
- Скачу, Никитична! - И Кузьмич в два прыжка исполнил наказ.
(Кстати, у козлов не бывает импотенции. Даже самый обветшалый goat, не годный уже и к забою, пытается овладеть молоденькой козочкой. Так что называя мужчину "козлом" дама невольно делает ему комплимент.)
В вагоне на некоторое время воцарилось относительное спокойствие.
***
- Станция "Лобня"!
***
Тишь да гладь прервал баянист "Гриша" (табличка на груди), но он почему-то представился "Дорошем".
- Здравствуйте, люди добрые, граждане хорошие, господа-товарищи, леди и бляди, русские и черноморские, заморские и кавказские, местные и понаехавшие! - Он растянулся в блаженной чернозубой улыбке. - Я - Дорош из Лобни. Бывший солист академического театра оперы и балета, а ныне труженик похоронного бюро. Вчера в связи с аномальной жарой я перевыполнил план по продаже гробов на пятьсот процентов, и осчастливленное начальство предоставило мне отгул.
Сейчас я исполню только для вас "Реквием по Аве Марии" (?) Иоганна Моцарта (??). - И забаянил "Из-за острова на стрежень".
Кузьмич оживился.
- Красавчик, Дорош! Когда же в нашем Дмитровском районе новый Стенька объявится?
И стал подпевать. Вдруг Гриша-Дорош завопил "Стоп, машина!", поставил баян на пол и начал отплясывать лезгинку. Он скакал в проходе и собирал железные рубли, а поборница уринотерапиии сунула ему половину десятирублевки.
Отплясав, Гриша-Дорош схватил баян и устремился в следующий вагон.
***
- Станция "Луговая"!
***
- Тетушка Глафира, а почему дядя назвался Дорошем? Ведь на табличке написано "Гриша". - Паренек лет восьми вкушал эскимо, а свободной рукой листал "Краткий курс сексопатологии для учащихся начальных классов".
- А у него много имен, Филиппок. - Сидящая напротив тетушка Глафира проткнула меня желтыми сверчками и спикировала огнедышащую нежность на племяша. - На свете есть люди, которые каждый день надевают на себя новые маски.
И чего это Вы таращитесь на мои ноги? - гаркнула она, хотя я уткнулся взглядом в пол.
- Да нет, я просто...
- Как же, "просто". Так я и поверила! Один такой тоже глазел-глазел, а потом побежал с тамбур.
- Блевать? - неосторожно уточнил я.
Тетушка Глафира позеленела маринованным перцем и полушепотом затараторила.
- Блевать? От моих ножек? Да мужчины, Вам не ровня, обсасывают их взасос и дочиста! Каждый пальчик вылизывают. Впрочем, тебе - отбросила она условности - это не светит. - Ты только глянь на себя! Пугало резаное!
- Может быть, недорезанное? - я представил, как потные, с черными пятками, целлюлитные грабли тетушки Глафиры погружаются в мой рот, и поперхнулся.
- Нет, именно резанное! - истерически настаивала она. - То есть уже зарезанное! Обрезанное и порезанное! - ее фантазия била через край.
Беззубое человекообразное с татуировкой на лбу "Не верь, не бойся, не проси!" прошепелявило.
- Да уж, такому на зоне перо в бок и в дамки!
- Вот-вот, я и говорю, - не унималась тетушка Глафира. - Думает, раз бороду заимел, то может на всех положить.
- Что положить? - попытался я внести ясность.
- А то, чего у тебя нет! - И тетушка Глафира ткнула пальчиком со слезающим маникюром в "Краткий курс сексопатологии для учащихся начальных классов". Племяш Филиппок как раз перелистывал страницы с цветными иллюстрациями "того", чего у меня "нет".