— Да хорошо он лежит. Спит, — усмехнулся Вадим. — Пускай.
Лиза округлила глаза, подошла к Илье. Долго стояла над ним. Не поверила, наверное, что можно уснуть после того, как тебя убили.
— У меня оружия нет, — сказал Мирон грустно. — И драться я не смогу, даже если бы умел.
Вадим запустил руку в левый карман, достал и выложил на бетон горсть гаек, пластинку непромокаемых спичек, два длинных холостых патрона, гильзу, здоровенный болт, «мизинчиковый» аккумулятор, две полупустые бензиновые зажигалки, кучу мелочи и автобусных билетов.
— Ну ничего себе! — сказала Лиза и уселась рядом, разглядывая «сокровища».
— Вот и бабушка так говорит, — задумчиво резюмировал Вадим.
— И? — спросил Мирон.
— Ну, не знаю… Ну… кистень могу сделать, что ли.
— А что это? — спросила Лиза.
— Верёвка и на конце груз. А ещё у меня ножик есть. Складной. — Вадим полез в другой карман. — Маленький, но… вот!
Ножик был небольшой, но острый. Швейцарский.
— Если взять старые вещи, — сказала Лиза и шмыгнула носом. — Изрезать на верёвки. Сети можно сделать. Может, эти… уроды — запутаются.
— Да ну, ерунда, — поморщился Мирон. — Они же порвутся, сети твои, тряпки же старые. У Вадима верёвка есть. Она крепкая, но короткая. Метра полтора — какие тут сети?
— Сам ты порвёшься! — рассердилась Лиза. — Их на полоски надо и косичкой сплести. Если совсем плохая ткань, то там, где шов — там всегда крепче.
— Вот прямо в куче рыться будешь? — удивился Мирон. — Тебе же слабо?
Лиза хмыкнула, встала, одёрнула смешные штаны и начала аккуратно разбирать тряпки, раскладывая их на кучки и брезгливо отодвигая ступнёй в чёрной балетке кости. Мирон пожал плечами и стал помогать, пытаясь распинать бок кучи.
— А кости складывайте отдельно, — сказал Вадим. — Крупные. Их можно кидать в уродов.
Он подошёл к Илье, отвязал верёвку от цепи на кандалах, постоял рядом.
Дышал Илья ровно.
— Разбудим его минут за пятнадцать до, — озвучил Вадим, вернувшись к ребятам. — Ему больше всех досталось. Пусть спит.
— Попить бы, — сказала Лиза и чихнула от поднятой ею же пыли.
Вадим хотел съязвить, нашла, мол, чего хотеть, но посмотрел на жалкую фигурку в довольно мерзких на вид штанах и махнул рукой. Да и пить ему тоже хотелось.
Мирон, пользуясь тем, что наручники мешали, манерно, двумя пальцами ухватил клетчатую рубашку, морщась, потянул на себя. Помогал, типа, Лизе.
Вадим уселся поудобнее, подмёл кусок бетонного пола чьей-то ветхой заплесневелой майкой, аккуратно разложил свои сокровища — гайки, верёвку.
Собрал восемь гаек на конец верёвки, завязал узел. Покрутил, развязал, добавил ещё пару гаек. Взвесил на ладони.
Какую длину сделать? Метр? Учитывая длину рук уродов — самое то.
Он, растопырив ладонь, отмерил примерно метр, перехватил там верёвку, размахнулся, пытаясь раскрутить, и едва не зацепил связкой гаек своё же ухо.
Фигня какая-то. Такой длинный грузик на верёвке — только для устрашения и годится. А размахнёшься — так себе же и по лбу?
Какая-то же длина должна быть особая. Как-то же она вычисляется… И верёвку бы потолще…
Конечно, если по-простому, то даже одна гайка, надёжно фиксированная узлами на конце верёвки — уже кистень. Но это — если громить за сараем войска бурьяна. А если по уму…
Вадим задумался, вспоминая деревенское детство.
Кистенём он пользовался не одно лето. Бабушка не запрещала, даже показывала, как нужно вымерять длину верёвки, чтобы по лбу не попасть. Она учила маленького Вадима мерить, используя собственные пальцы и локти.
«Локоть-то у каждого — свой. Вот какой локоть — такая должна быть и длина верёвки, чтобы не пораниться», — говорила бабушка.
В бою, может, и по-другому, но с кустами как раз проходило…
Вадим померил верёвку «в локтях». Получилось, что пополам её вполне можно было сложить, и зафиксировать это сложение пару раз по длине узлами. Так верёвка станет потолще. А ещё хватит на темляк — петлю на конце, чтобы надевать на запястье.
Било! Точно!
Боевую часть кистеня называют било, и надо, чтобы она была вытянутой, длинненькой. Потому гайки нужно связать не в кольцо, а колбаской. Может, для жёсткости ещё и разделить гайки узлами?
Вадим хмыкнул — так и так надо переделывать!
Он распустил кистень и уже со знанием дела повторил работу, примериваясь по ходу — удобно будет бить или нет.
Рукоятку бы… Но и без рукоятки уже ничего себе!