л бы, хотя на самом деле, все было наоборот: эта женщина собиралась отнять у города его парк, но для Праздника и для Города сейчас это не имело никакого значения. Много лет назад гостиница, где поселилась Гвендолен, называлась весьма гордо «Герб Рэс-Аревалей», но после того как фамилия эта потеряла прежнюю популярность, тогдашний владелец гостиницы переименовал ее в «Уютный двор», опасаясь, что если он использует в названии чью-нибудь фамилию, то не исключено, что лет через пятьдесят его сыну или внуку придется снова менять название, а эта процедура была не из легких и быстрых. Нынешний владелец гостиницы, Кристиан Рик, внук того, кто предусмотрительно назвал ее «Уютным двором», еще утром засвидетельствовал свое почтение госпоже Рэс-Ареваль, несколько раз повторив, что если бы обстоятельства складывались менее печально, то гостиница до сих пор бы носила гордое название «Герб Рэс-Аревалей», которое ему, Кристиану Рику, нравится определенно больше глупого «Уютного двора», бывшего всего лишь необходимой данью неблагоприятной политической обстановке. В гостинице все уже прекрасно знали, что за важная госпожа остановилась у них, а потому весь персонал, оказавшийся в холле, когда двери распахнулись и вошла Гвендолен, принялся почтительнейшим образом приветствовать ее. Гвендолен ответила им сдержанной улыбкой, отказалась от предложения помочь отнести наверх сверток, что она держала в руках, и поднялась к себе в номер: собираться на ужин к Риттерам. Господин Риттер с семьей жил в большом трехэтажном доме, украшенном цветистым и весьма замысловатым гербом и девизом «Чем больше, тем лучше!». Располагался «Троттервил-хаус» на самой городской окраине. Дом этот построил прапрадед или даже прапрапрадед господина Риттера, господин Альбин Троттервил-Риттер, несколько лет занимавший пост мэра города и прославившийся, как самый плохой мэр за всю историю города. Мэра Троттервила не любили так же сильно, как любили мэра Рэс-Ареваля, считая, что Троттервил выстроил дом на деньги, украденные из городской казны. Были ещё кое-какие события, из-за которых Альбина недолюбливали, но эти события старались забыть. Внуки злополучного мэра оставили себе вторую часть фамилии, не желая, чтобы первая служила окружающим лишним напоминанием об Альбине Троттервиле; один из пятнадцати правнуков (и семи правнучек) стал президентом Архитектурного Комитета, его уважали, как человека безупречно честного (хотя таковым он не являлся), ответственного (что было правдой), отдающего все силы на труды во благо города (что также не совсем соответствовало истине); кроме господина Якоба Риттера в городе жили еще три правнука и одна правнучка Альбина Троттервила, игравшие менее заметную, но не менее важную роль в жизни города. Семья господина Якоба Риттера состояла из него самого, его супруги, которую звали Луизой, бывшей на десять лет младше мужа, двоих сыновей-близнецов, Альберта и Клауса, и шестерых дочерей, три из которых родились одновременно, а значит, похожи были как две (вернее, конечно, три) капли воды. Кроме того, в эти предрождественские дни в доме господина Риттера гостили его тетушка по линии матери с супругом и кузина по линии отца, госпожа Риттер-Альгирро с двумя детьми, девочкой и мальчиком. Таким образом, хоть они и отказались от первой части фамилии, но девизу продолжали следовать: тем больше Риттеров, тем лучше. Сыновья господина Риттера учились в той же школе, что и Герберт Аккенро, и также как он, приезжали в отчий дом только на каникулы, но - что отличало их от сына Эдварда - они оба очень любили пребывание в школе и ненавидели каникулы: вовсе не потому что так уж были склонны к учению, скорее из-за своих непрекращающихся ссор с отцом, которого неизменно расстраивало то, что сыновья - поздние и самые любимые дети - учились спустя рукава и любили школу только потому, что не любили дом. Три старших дочери господина Риттера давно были замужем, но по настоянию госпожи Луизы Риттер жили со своими мужьями и детьми в доме Троттервила, где места хватало на всех. Младшие дочери - тройняшки - до сих пор не вышли замуж, видимо потому что никак не могли найти себе мужей, которые были бы также неотличимы друг от друга, как они сами, и это, надо сказать, очень беспокоило госпожу Риттер, их мать, которая любила приговаривать, вздыхая, что у нее до сих пор детей больше, чем внуков. Это было действительно так: у старшей дочери господина Риттера был двенадцатилетний сын, у второй дочери - пятнадцатилетняя дочь, у третьей - семилетний сын и пятилетняя дочь, а значит, у госпожи Луизы Риттер было всего четверо внуков и при этом восемь детей. В тот вечер, когда госпожа Рэс-Ареваль должна была прийти на ужин к Риттерам, хозяин дома вернулся около пяти часов вечера и сразу же сообщил жене о том, какая важная особа явится к ним на ужин. - Кто?! Якоб, ты не шутишь, а я не ослышалась?! - госпожа Риттер уронила свое вязание. - Родственница Родерика? - Не просто родственница - прямая наследница, дорогая Луиза, - уточнил господин Риттер, - помнишь, я говорил тебе, что познакомился с ней, когда ездил к морю... - Да-да, я помню, - перебила мужа Луиза Риттер, - но... во сколько, ты говоришь, она придет? В семь? А уже почти пять, Якоб! О, куда ты смотрел раньше! Почему не предупредил меня! Это же такая гостья!.. И через мгновение, оставив свое вязание лежать на полу, госпожа Риттер вылетела из комнаты. Якоб Риттер слышал, как ее голос разносится по всему дому: - Девочки! Анна Луиза, Анна Мария, Анна Маргарета, девочки, у нас вечером будут гости! Спускайтесь скорей! Мне нужна ваша помощь! Господин Риттер пожал плечами и, желая избежать участия в хлопотах, поторопился уйти в свою комнату, где он предполагал написать три письма, касающиеся того дела, которое затеяла Гвендолен Рэс-Ареваль. Госпожа Риттер и три ее младшие дочери спешно приводили в порядок гостиную, пока старшие были заняты приготовлением дополнительных блюд к ужину: горничная уже три дня, как сбежала с конюхом, и никто не мог даже предположить куда; кухарки в доме Риттеров не было уже почти две недели - прежняя разругалась с тройняшками, которые хором критиковали её ореховый торт, чего кухарка не выдержала и уволилась; объявление о приеме на работу новой горничной и новой кухарки уже было помещено в городскую газету, но перед Рождеством немногих интересовали газеты, а потому пока еще ни одна девушка или пожилая дама не обратилась по объявлению, и госпоже Риттер в эти дни приходилось заниматься не вполне привычным для нее делом: смахивать пыль с каминов, статуэток, книг и подоконников, просить дочерей по очереди мыть пол и убирать за собой и братьями одежду в шкаф. Кроме того, всем женщинам в доме Риттеров пришлось вспоминать свои кулинарные умения и использовать их каждый день, а не только, когда хотелось самостоятельно повозиться на кухне для развлечения. Это было невероятно неудобно, и госпожа Риттер и, особенно, ее дочери ежеминутно принимались ругать сбежавшую горничную и чувствительную кухарку. Отсутствие конюха было гораздо менее заметно: господин Риттер держал одного коня, за которым ухаживали Клаус и Альберт, которые, надо сказать, делали это с большим удовольствием и старанием, чем конюх Ян. За окном начинало темнеть, свет в комнатах мерк, становясь сероватым, цвета теряли яркость; госпожа Риттер зажгла свечи в гостиной - она не любила газовое освещение, казавшееся слишком ярким. Младшие дочери Луизы Риттер, Анна Луиза, Анна Мария и Анна Маргарета, удалились каждая в свою комнату, чтобы подготовиться к визиту госпожи Рэс-Ареваль; к пяти часам вечера вернулись с прогулки старшая дочь Луизы Риттер, Флорина, с мужем и сыном - они гуляли в парке, побывали на выставке, а потом ели мороженное в маленьком кафетерии недалеко от парка. Ей тотчас же сообщили о том, какая важная гостья ожидается к вечеру, но Флорина, отличавшаяся удивительно спокойным характером, только пожала плечами и заявила, что ее мало беспокоит, какое впечатление она произведет на дальнюю родственницу мэра, о котором давно пора бы уже забыть. Клаус и Альберт вместе со своей племянницей, а также сыном Полины Риттер-Альгирро (дочь ее была слишком мала для этого) весь день провели в лесу, который начинался почти сразу за домом: они строили снежные крепости и замки, играли в снежки и лазили по деревьям, не следя за временем - и сумерки, особенно ранние в лесу, подкрались совершенно для них незаметно. Только в половину пятого, когда снег из белоснежного стал дымчато-сиреневым, Алиса, племянница близнецов, вдруг заметила, что им давно уж пора возвращаться домой, ведь сам путь через лес занимал около часа. Веселые и взъерошенные, раскрасневшиеся от холода и смеха, дети вернулись домой. Услышав топот, крики и смех в прихожей, госпожа Риттер бросилась вниз: она прекрасно понимала, какую опасность таит в себе возвращение этих детей, способных своими грязными сапогами так наследить в прихожей, что без горничной у госпожи Риттер не будет никакой возможности привести потом все в порядок. - Дети, дети, не топчитесь! Быстро разувайтесь! Алиса, прошу тебя, не тряси своей шубой - с нее летит снег!.. Клаус, дорогой... Ах, мальчики, разувайтесь скорей и несите обувь на кухню к печи, чтоб она высохла! Дети, едва слыша сквозь смех, сквозь радость, вызванную прогулкой и снежками, рассеянно подчинялись ей, но мысли их были далеки от пола и мокрых след