а была прийти на ужин к Риттерам, хозяин дома вернулся около пяти часов вечера и сразу же сообщил жене о том, какая важная особа явится к ним на ужин. - Кто?! Якоб, ты не шутишь, а я не ослышалась?! - госпожа Риттер уронила свое вязание. - Родственница Родерика? - Не просто родственница - прямая наследница, дорогая Луиза, - уточнил господин Риттер, - помнишь, я говорил тебе, что познакомился с ней, когда ездил к морю... - Да-да, я помню, - перебила мужа Луиза Риттер, - но... во сколько, ты говоришь, она придет? В семь? А уже почти пять, Якоб! О, куда ты смотрел раньше! Почему не предупредил меня! Это же такая гостья!.. И через мгновение, оставив свое вязание лежать на полу, госпожа Риттер вылетела из комнаты. Якоб Риттер слышал, как ее голос разносится по всему дому: - Девочки! Анна Луиза, Анна Мария, Анна Маргарета, девочки, у нас вечером будут гости! Спускайтесь скорей! Мне нужна ваша помощь! Господин Риттер пожал плечами и, желая избежать участия в хлопотах, поторопился уйти в свою комнату, где он предполагал написать три письма, касающиеся того дела, которое затеяла Гвендолен Рэс-Ареваль. Госпожа Риттер и три ее младшие дочери спешно приводили в порядок гостиную, пока старшие были заняты приготовлением дополнительных блюд к ужину: горничная уже три дня, как сбежала с конюхом, и никто не мог даже предположить куда; кухарки в доме Риттеров не было уже почти две недели - прежняя разругалась с тройняшками, которые хором критиковали её ореховый торт, чего кухарка не выдержала и уволилась; объявление о приеме на работу новой горничной и новой кухарки уже было помещено в городскую газету, но перед Рождеством немногих интересовали газеты, а потому пока еще ни одна девушка или пожилая дама не обратилась по объявлению, и госпоже Риттер в эти дни приходилось заниматься не вполне привычным для нее делом: смахивать пыль с каминов, статуэток, книг и подоконников, просить дочерей по очереди мыть пол и убирать за собой и братьями одежду в шкаф. Кроме того, всем женщинам в доме Риттеров пришлось вспоминать свои кулинарные умения и использовать их каждый день, а не только, когда хотелось самостоятельно повозиться на кухне для развлечения. Это было невероятно неудобно, и госпожа Риттер и, особенно, ее дочери ежеминутно принимались ругать сбежавшую горничную и чувствительную кухарку. Отсутствие конюха было гораздо менее заметно: господин Риттер держал одного коня, за которым ухаживали Клаус и Альберт, которые, надо сказать, делали это с большим удовольствием и старанием, чем конюх Ян. За окном начинало темнеть, свет в комнатах мерк, становясь сероватым, цвета теряли яркость; госпожа Риттер зажгла свечи в гостиной - она не любила газовое освещение, казавшееся слишком ярким. Младшие дочери Луизы Риттер, Анна Луиза, Анна Мария и Анна Маргарета, удалились каждая в свою комнату, чтобы подготовиться к визиту госпожи Рэс-Ареваль; к пяти часам вечера вернулись с прогулки старшая дочь Луизы Риттер, Флорина, с мужем и сыном - они гуляли в парке, побывали на выставке, а потом ели мороженное в маленьком кафетерии недалеко от парка. Ей тотчас же сообщили о том, какая важная гостья ожидается к вечеру, но Флорина, отличавшаяся удивительно спокойным характером, только пожала плечами и заявила, что ее мало беспокоит, какое впечатление она произведет на дальнюю родственницу мэра, о котором давно пора бы уже забыть. Клаус и Альберт вместе со своей племянницей, а также сыном Полины Риттер-Альгирро (дочь ее была слишком мала для этого) весь день провели в лесу, который начинался почти сразу за домом: они строили снежные крепости и замки, играли в снежки и лазили по деревьям, не следя за временем - и сумерки, особенно ранние в лесу, подкрались совершенно для них незаметно. Только в половину пятого, когда снег из белоснежного стал дымчато-сиреневым, Алиса, племянница близнецов, вдруг заметила, что им давно уж пора возвращаться домой, ведь сам путь через лес занимал около часа. Веселые и взъерошенные, раскрасневшиеся от холода и смеха, дети вернулись домой. Услышав топот, крики и смех в прихожей, госпожа Риттер бросилась вниз: она прекрасно понимала, какую опасность таит в себе возвращение этих детей, способных своими грязными сапогами так наследить в прихожей, что без горничной у госпожи Риттер не будет никакой возможности привести потом все в порядок. - Дети, дети, не топчитесь! Быстро разувайтесь! Алиса, прошу тебя, не тряси своей шубой - с нее летит снег!.. Клаус, дорогой... Ах, мальчики, разувайтесь скорей и несите обувь на кухню к печи, чтоб она высохла! Дети, едва слыша сквозь смех, сквозь радость, вызванную прогулкой и снежками, рассеянно подчинялись ей, но мысли их были далеки от пола и мокрых следов, которые на нем могли оставить их сапоги и ботинки. - А теперь быстро-быстро все наверх! В детскую - и поторопитесь! Наденьте сухую одежду... Я велю принести вам... то есть, - запнулась госпожа Риттер, вспомнив, что горничной нет, - я принесу вам горячего молока! Когда дети были, наконец, водворены в общую детскую, пробило шесть часов, и госпожа Риттер, донельзя утомленная дневными хлопотами, ушла к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Мальвина Аккенро тоже готовилась к приходу гостей, но ей, в отличие от госпожи Риттер, не нужно было беспокоиться о порядке в доме, о чае и многих мелочах, необходимых для соблюдения каждой гостеприимной хозяйкой, а госпожа Аккенро считала себя гостеприимной хозяйкой, - обо всем могла, к счастью, позаботиться горничная, ей же, Мальвине, нужно было только выбрать самое изящное платье, уложить волосы в красивую прическу и спуститься в гостиную. И теперь она сидела перед зеркалом, рассеянно проводя расческой по своим длинным золотистым волосам и размышляя о том, какая прическа подойдет ей сегодня. Можно было, конечно, просто собрать волосы в узел на затылке, оставив у висков несколько изящно-небрежных завитков, но эта прическа вдруг показалась Мальвине скучной - слишком уж часто она именно так убирала волосы! Можно еще поднять волосы наверх - в тот же узел, но украсив их при этом платком или шарфом, или... Мальвина улыбнулась своему отражению - и эта улыбка совершенно изменила ее: привычное напряженно-испуганное выражение исчезло с ее лица, светлые глаза заблестели, даже жесты вдруг стали другими - не боязливо-неуверенными, а легкими и плавными. Мальвина не торопясь заплела волосы в две косы, а потом с помощью нескольких шпилек подняла переплетенные между собой косы на затылок и украсила их легким золотисто-зеленым платком. Когда она стояла перед высоким напольным зеркалом, внимательно оглядывая свою прическу, в дверь комнаты постучали. - Да, войдите, - по-прежнему улыбаясь, Мальвина обернулась к двери. Вошел Эдвард. С удивлением взглянув на жену, словно впервые видя ее такой, он несколько мгновений не мог вспомнить, зачем же пришел, пока, наконец, не сказал: - Совсем забыл, Мальвина: утром тебе пришло письмо от твоей кузины. Похоже, она сейчас в городе. Утром было так много хлопот, что это письмо пролежало у меня в кармане до сих пор, - извиняющимся тоном прибавил Эдвард Аккенро: он не одобрял рассеянность - в первую очередь не одобрял ее в себе. - Спасибо, Эдвард, - Мальвина взяла протянутый мужем конверт, на котором заметила легко узнаваемые каракули своей кузины Полины, гостившей у Аккенро несколько месяцев назад. - Ты хорошо выглядишь, - помолчав, сказал Эдвард. - Фарник? Еще час назад Мальвину оскорбил бы такой вопрос, но сейчас она только улыбнулась и покачала головой: - Нет, зачем же. Разве я не могу хорошо выглядеть просто так, Эдвард? - Да, можешь. Он быстро вышел из комнаты, против обыкновения забыв предупредить, что уже половина седьмого, а значит ей надо бы поторопиться. Мальвина бросила письмо на кровать, решив, что прочтет его после чая. К прическе требовалось платье, не уступающее ей в изяществе: именно на выбор платья, а не на письмо Полины Мальвина потратила оставшиеся полчаса. Когда она спустилась вниз, часы показывали ровно семь, и в гостиной уже сидел господин Фольссенрогг. Заметив ее, он поднялся со своего кресла и слегка поклонился: - Добрый вечер, госпожа Аккенро, - он так долго называл ее про себя «Мальвиной», что едва не назвал ее так вслух, но вовремя сдержался. - Добрый вечер, господин Фольссенрогг, - Мальвина заметила легкую заминку между словами «добрый вечер» и своим именем. «Что бы это значило? Мой гость забыл, как меня зовут? Вот уж странно!» - мелькнуло в голове. - Меня пригласил господин Аккенро, - сначала Мальвине показалось, что он оправдывается, но это было не так: он не оправдывался, а объяснял, - и, боюсь, вы узнали о моем визите всего несколько часов назад. Надеюсь, я не побеспокоил вас? - Нет, - Мальвина бросила взгляд наверх, в сторону комнаты Эдварда, - мой муж скоро спустится. - Это замечательно, госпожа Аккенро. Скажите, вы ведь были на выставке, вам понравилось? Вошла Анна с подносом, на котором стояли чайничек, сахарница, пять чашек и тарелочка с крохотными пирожными. Пока она расставляла все это на низком столике, располагавшемся между диваном, на котором сидела хозяйка дома, и креслом господина Фольссенрогга, Мальвина обдумывала свой ответ, когда же Анна ушла, она тихо сказала: - Да, мне очень понравилась выставка. Думаю, завтра или послезавтра я еще раз схожу туда одна, чтобы лучше рассмотреть картины. Одну из них написал ваш родственник? - Мальвина налила гостю чай и протянула ему чашку. - Д