ов, которые на нем могли оставить их сапоги и ботинки. - А теперь быстро-быстро все наверх! В детскую - и поторопитесь! Наденьте сухую одежду... Я велю принести вам... то есть, - запнулась госпожа Риттер, вспомнив, что горничной нет, - я принесу вам горячего молока! Когда дети были, наконец, водворены в общую детскую, пробило шесть часов, и госпожа Риттер, донельзя утомленная дневными хлопотами, ушла к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Мальвина Аккенро тоже готовилась к приходу гостей, но ей, в отличие от госпожи Риттер, не нужно было беспокоиться о порядке в доме, о чае и многих мелочах, необходимых для соблюдения каждой гостеприимной хозяйкой, а госпожа Аккенро считала себя гостеприимной хозяйкой, - обо всем могла, к счастью, позаботиться горничная, ей же, Мальвине, нужно было только выбрать самое изящное платье, уложить волосы в красивую прическу и спуститься в гостиную. И теперь она сидела перед зеркалом, рассеянно проводя расческой по своим длинным золотистым волосам и размышляя о том, какая прическа подойдет ей сегодня. Можно было, конечно, просто собрать волосы в узел на затылке, оставив у висков несколько изящно-небрежных завитков, но эта прическа вдруг показалась Мальвине скучной - слишком уж часто она именно так убирала волосы! Можно еще поднять волосы наверх - в тот же узел, но украсив их при этом платком или шарфом, или... Мальвина улыбнулась своему отражению - и эта улыбка совершенно изменила ее: привычное напряженно-испуганное выражение исчезло с ее лица, светлые глаза заблестели, даже жесты вдруг стали другими - не боязливо-неуверенными, а легкими и плавными. Мальвина не торопясь заплела волосы в две косы, а потом с помощью нескольких шпилек подняла переплетенные между собой косы на затылок и украсила их легким золотисто-зеленым платком. Когда она стояла перед высоким напольным зеркалом, внимательно оглядывая свою прическу, в дверь комнаты постучали. - Да, войдите, - по-прежнему улыбаясь, Мальвина обернулась к двери. Вошел Эдвард. С удивлением взглянув на жену, словно впервые видя ее такой, он несколько мгновений не мог вспомнить, зачем же пришел, пока, наконец, не сказал: - Совсем забыл, Мальвина: утром тебе пришло письмо от твоей кузины. Похоже, она сейчас в городе. Утром было так много хлопот, что это письмо пролежало у меня в кармане до сих пор, - извиняющимся тоном прибавил Эдвард Аккенро: он не одобрял рассеянность - в первую очередь не одобрял ее в себе. - Спасибо, Эдвард, - Мальвина взяла протянутый мужем конверт, на котором заметила легко узнаваемые каракули своей кузины Полины, гостившей у Аккенро несколько месяцев назад. - Ты хорошо выглядишь, - помолчав, сказал Эдвард. - Фарник? Еще час назад Мальвину оскорбил бы такой вопрос, но сейчас она только улыбнулась и покачала головой: - Нет, зачем же. Разве я не могу хорошо выглядеть просто так, Эдвард? - Да, можешь. Он быстро вышел из комнаты, против обыкновения забыв предупредить, что уже половина седьмого, а значит ей надо бы поторопиться. Мальвина бросила письмо на кровать, решив, что прочтет его после чая. К прическе требовалось платье, не уступающее ей в изяществе: именно на выбор платья, а не на письмо Полины Мальвина потратила оставшиеся полчаса. Когда она спустилась вниз, часы показывали ровно семь, и в гостиной уже сидел господин Фольссенрогг. Заметив ее, он поднялся со своего кресла и слегка поклонился: - Добрый вечер, госпожа Аккенро, - он так долго называл ее про себя «Мальвиной», что едва не назвал ее так вслух, но вовремя сдержался. - Добрый вечер, господин Фольссенрогг, - Мальвина заметила легкую заминку между словами «добрый вечер» и своим именем. «Что бы это значило? Мой гость забыл, как меня зовут? Вот уж странно!» - мелькнуло в голове. - Меня пригласил господин Аккенро, - сначала Мальвине показалось, что он оправдывается, но это было не так: он не оправдывался, а объяснял, - и, боюсь, вы узнали о моем визите всего несколько часов назад. Надеюсь, я не побеспокоил вас? - Нет, - Мальвина бросила взгляд наверх, в сторону комнаты Эдварда, - мой муж скоро спустится. - Это замечательно, госпожа Аккенро. Скажите, вы ведь были на выставке, вам понравилось? Вошла Анна с подносом, на котором стояли чайничек, сахарница, пять чашек и тарелочка с крохотными пирожными. Пока она расставляла все это на низком столике, располагавшемся между диваном, на котором сидела хозяйка дома, и креслом господина Фольссенрогга, Мальвина обдумывала свой ответ, когда же Анна ушла, она тихо сказала: - Да, мне очень понравилась выставка. Думаю, завтра или послезавтра я еще раз схожу туда одна, чтобы лучше рассмотреть картины. Одну из них написал ваш родственник? - Мальвина налила гостю чай и протянула ему чашку. - Да, мой племянник автор одной из них. Только это не картина, строго говоря, а рисунок: сангина, мел, уголь - обычные мелки, в общем-то, - господин Фольссенрогг сделал маленький глоток и кивнул, словно чай не обманул его ожиданий. - Моим детям очень понравился этот рисунок, господин Фольссенрогг, а им редко нравится что-то не стоящее. Разговор тек неторопливо, со стороны могло показаться, что собеседникам невероятно скучно друг с другом, но это было не так: господин Фольссенрогг слушал Мальвину очень внимательно, будто ловил каждое ее слово, а потом прятал эти слова в специальный отдел памяти, чтобы позже в одиночестве получше их изучить. Мальвина же, интуитивно чувствуя это внимание, с удивлением прислушивалась к ответам господина Фольссенрогга, словно теперь каждое его слово приобрело новый, какой-то особенно важный, оттенок смысла. - Я заметил, что ваши дети заинтересовались рисунком Фр... гм... моего племянника. И, признаюсь, мне польстило это: все-таки Никке впервые выставлял свою работу, а кто может быть более строгим судьей, чем ребенок, в возрасте ваших детей, не так ли, госпожа Аккенро? И снова Мальвина заметила легкую запинку перед «госпожой Аккенро». Но если он помнит, как ее зовут, то почему же запинается? - Да, так, - отвлекаясь от своих мыслей, кивнула Мальвина. Она заметила, что по лестнице спускается ее муж, - Эдвард! Вот и ты, наконец! - Добрый вечер, господин Аккенро! - господин Фольссенрогг привстал, чтобы поприветствовать директора. - Добрый вечер, господин Фольссенрогг, - Эдвард Аккенро придвинул второе кресло к столику, словно не хотел садиться на диван рядом с женой, - надеюсь, вы успешно окончили все свои дела? - Да, конечно, благодарю вас. Тут вошла горничная и сообщила, что пришел господин Фарник, а через мгновение сам Габриель Фарник появился в гостиной. Ему было около сорока-сорока пяти лет. Среднего роста, довольно полный, с печальными бледно-голубыми глазами, длинным острым носом, маленьким подбородком и взъерошенными, почти полностью поседевшими волосами, он был похож на какую-то нелепую птицу, слишком большую, чтобы летать. - Добрый вечер, Эдвард, - он поклонился хозяину дома, и, заметив хозяйку, широко улыбнулся ей, - Мальвина, здравствуйте! Вы прекрасно выглядите! Потом он удивленно уставился на господина Фольссенрогга, словно не понимая, откуда мог тот взяться. - Это господин Фольссенрогг, Габриель, управляющий ремонтными работами в парке, - сказала Мальвина, - Эдвард пригласил его к нам на чай. Господин Фольссенрогг, это господин Фарник, наш сосед. - Очень приятно, - еле заметно кивнул господин Фарник. Его лицо мгновенно приняло недовольное выражение, а в глазах появилось разочарование, словно из-за господина Фольссенрогга нарушались все-все его, Габриеля Фарника, планы. - Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, господин Фарник! - господин Фольссенрогг сделал вид, что не заметил, как разочарован Габриель Фарник, - ваш дом расположен слева или справа от дома господина Аккенро? - и прежде, чем господин Фарник успел хоть что-то сказать, господин Фольссенрогг прибавил, - но позвольте, я угадаю. Ваш дом - тот, на котором вместо флюгера висит платок или шарф, верно? - М-м-м, да, - пробубнил Габриель Фарник, не испытывая никакого удивления от того, что господин Фольссенрогг не ошибся. - Мне очень нравится ваш дом, - продолжал господин Фольссенрогг, - наверняка, он был построен еще в прошлом веке, так? Удивительно изящная постройка! - М-м-м, благодарю вас, - продолжал бубнить господин Фарник. - Когда мои родители только поженились, дед и бабка выбирали для них дом, - вдруг вмешался господин Аккенро, - они хотели купить ваш дом, Габриель, вы, наверное, помните? - М-м-м... - Но ваша бабушка отказалась наотрез продавать его, сказав, что этому дому больше ста лет и в нем всегда жили только Фарники. Я отлично помню возмущение моего отца и деда: мои родители мечтали жить именно в вашем доме, Габриель: моя мать была совершенно покорена формой окон, а отец считал, что расположение комнат в нем удобнее, чем в этом. - Мне тогда было совсем мало лет, чтоб я мог запомнить это, - после минутного размышления ответил господин Фарник, - но дом мой действительно очень хорош, хотя, к сожалению, нуждается в ремонте еще с тех времен, когда была жива моя дорогая Милона. Господин Фольссенрогг заметил, как лицо Эдварда Аккенро еле заметно перекосилось: ему явно не по душе были воспоминания о Милоне Фарник. - Вот если бы я снова женился, - продолжил господин Фарник, - тогда да... тогда ремонт был бы необходим. - Не примите мои слова за неучтивость, - вмешался господин Фольссенрогг, - но ваш дом, господин Аккенро лишь немного уступает дому господина Фарника. - Отчего же неучтивость, гос