а, мой племянник автор одной из них. Только это не картина, строго говоря, а рисунок: сангина, мел, уголь - обычные мелки, в общем-то, - господин Фольссенрогг сделал маленький глоток и кивнул, словно чай не обманул его ожиданий. - Моим детям очень понравился этот рисунок, господин Фольссенрогг, а им редко нравится что-то не стоящее. Разговор тек неторопливо, со стороны могло показаться, что собеседникам невероятно скучно друг с другом, но это было не так: господин Фольссенрогг слушал Мальвину очень внимательно, будто ловил каждое ее слово, а потом прятал эти слова в специальный отдел памяти, чтобы позже в одиночестве получше их изучить. Мальвина же, интуитивно чувствуя это внимание, с удивлением прислушивалась к ответам господина Фольссенрогга, словно теперь каждое его слово приобрело новый, какой-то особенно важный, оттенок смысла. - Я заметил, что ваши дети заинтересовались рисунком Фр... гм... моего племянника. И, признаюсь, мне польстило это: все-таки Никке впервые выставлял свою работу, а кто может быть более строгим судьей, чем ребенок, в возрасте ваших детей, не так ли, госпожа Аккенро? И снова Мальвина заметила легкую запинку перед «госпожой Аккенро». Но если он помнит, как ее зовут, то почему же запинается? - Да, так, - отвлекаясь от своих мыслей, кивнула Мальвина. Она заметила, что по лестнице спускается ее муж, - Эдвард! Вот и ты, наконец! - Добрый вечер, господин Аккенро! - господин Фольссенрогг привстал, чтобы поприветствовать директора. - Добрый вечер, господин Фольссенрогг, - Эдвард Аккенро придвинул второе кресло к столику, словно не хотел садиться на диван рядом с женой, - надеюсь, вы успешно окончили все свои дела? - Да, конечно, благодарю вас. Тут вошла горничная и сообщила, что пришел господин Фарник, а через мгновение сам Габриель Фарник появился в гостиной. Ему было около сорока-сорока пяти лет. Среднего роста, довольно полный, с печальными бледно-голубыми глазами, длинным острым носом, маленьким подбородком и взъерошенными, почти полностью поседевшими волосами, он был похож на какую-то нелепую птицу, слишком большую, чтобы летать. - Добрый вечер, Эдвард, - он поклонился хозяину дома, и, заметив хозяйку, широко улыбнулся ей, - Мальвина, здравствуйте! Вы прекрасно выглядите! Потом он удивленно уставился на господина Фольссенрогга, словно не понимая, откуда мог тот взяться. - Это господин Фольссенрогг, Габриель, управляющий ремонтными работами в парке, - сказала Мальвина, - Эдвард пригласил его к нам на чай. Господин Фольссенрогг, это господин Фарник, наш сосед. - Очень приятно, - еле заметно кивнул господин Фарник. Его лицо мгновенно приняло недовольное выражение, а в глазах появилось разочарование, словно из-за господина Фольссенрогга нарушались все-все его, Габриеля Фарника, планы. - Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, господин Фарник! - господин Фольссенрогг сделал вид, что не заметил, как разочарован Габриель Фарник, - ваш дом расположен слева или справа от дома господина Аккенро? - и прежде, чем господин Фарник успел хоть что-то сказать, господин Фольссенрогг прибавил, - но позвольте, я угадаю. Ваш дом - тот, на котором вместо флюгера висит платок или шарф, верно? - М-м-м, да, - пробубнил Габриель Фарник, не испытывая никакого удивления от того, что господин Фольссенрогг не ошибся. - Мне очень нравится ваш дом, - продолжал господин Фольссенрогг, - наверняка, он был построен еще в прошлом веке, так? Удивительно изящная постройка! - М-м-м, благодарю вас, - продолжал бубнить господин Фарник. - Когда мои родители только поженились, дед и бабка выбирали для них дом, - вдруг вмешался господин Аккенро, - они хотели купить ваш дом, Габриель, вы, наверное, помните? - М-м-м... - Но ваша бабушка отказалась наотрез продавать его, сказав, что этому дому больше ста лет и в нем всегда жили только Фарники. Я отлично помню возмущение моего отца и деда: мои родители мечтали жить именно в вашем доме, Габриель: моя мать была совершенно покорена формой окон, а отец считал, что расположение комнат в нем удобнее, чем в этом. - Мне тогда было совсем мало лет, чтоб я мог запомнить это, - после минутного размышления ответил господин Фарник, - но дом мой действительно очень хорош, хотя, к сожалению, нуждается в ремонте еще с тех времен, когда была жива моя дорогая Милона. Господин Фольссенрогг заметил, как лицо Эдварда Аккенро еле заметно перекосилось: ему явно не по душе были воспоминания о Милоне Фарник. - Вот если бы я снова женился, - продолжил господин Фарник, - тогда да... тогда ремонт был бы необходим. - Не примите мои слова за неучтивость, - вмешался господин Фольссенрогг, - но ваш дом, господин Аккенро лишь немного уступает дому господина Фарника. - Отчего же неучтивость, господин Фольссенрогг, - обычная рассеянность исчезла из глаз Эдварда: разговор был очень интересен ему, - если бы вы были преподавателем, то я не назвал бы неучтивостью сообщение о том, что, предположим, мой сын отстает в учении. Так и здесь: вы же архитектор, вы просто сравниваете два дома и говорите, какой из двух, по вашему мнению, лучше. - Приятно слышать столь разумные слова, господин Аккенро, - кивнул господин Фольссенрогг, - многих бы обидело мое мнение, многим показалось бы, что, сказав «ваш дом хуже», я оскорбляю их лично, говорю «вы хуже» но ведь это не так. - Нет, не так. Локранц, например, отлично относится к Аррельсу, и терпеть не может... нашего второго выдающегося художника, забыл его имя... - Дорен Морган, - подсказала Мальвина. - Да-да, он терпеть не может Моргана. Но в то же время он не любит картины Аррельса, считая их слишком пестрыми, а вот картины Моргана ценит очень высоко. - А когда, кстати, Освальд придет? Он задерживается, - заметила Мальвина. - Должен прийти, он обещал, - ответил Эдвард Аккенро тоном, который, казалось, вызвал у господина Фарника бурю возмущения, отразившуюся в его взгляде на Эдварда. - Господин Освальд Локранц, художественный распорядитель выставки?! - удивленно спросил господин Фольссенрогг. - Да, он самый, - подтвердил Эдвард Аккенро, - он был очень рад, когда узнал, что вы тоже придете. Он хотел поговорить с вами о картине вашего племянника. - Надеюсь, - улыбнулся господин Фольссенрогг, - поговорить в положительном смысле? Это первая его картина, которую он решился выставить. - Исключительно в положительном, - подтвердил господин Аккенро, - не беспокойтесь. - В таком случае, - глаза господина Фольссенрогга довольно блеснули, - я жду его с нетерпением. Вошла горничная, а за ней в комнату влетел Освальд Локранц. - Вам уже не нужно его ждать, - тихо сказал господин Аккенро. После чего он поднялся с кресла, чтобы поприветствовать господина Локранца. - Освальд, вот и вы! - Добрый вечер, Эдвард! Добрый вечер, Мальвина! - господин Локранц выглядел по обыкновению встрепанным, но на сей раз веселым, а не расстроенным, - о, господин Фольссенрогг и господин Фарник! Очень рад вас видеть! Поскольку господин Фарник занял место на диване рядом с Мальвиной, а кресел больше не было, господин Локранц, растерянно оглядевшись, заметил, стул с высокой спинкой, придвинул его к столику и сел, с таким выражением на лице, будто в его, Локранца, жизни не было дня лучше. - У вас отличный чай, Эдвард! - заявил он, сделав несколько больших глотков. - Да-да, - подхватил господин Фольссенрогг, - замечательный чай, вкуснее я не пробовал. Где вы его берете? - В чайной лавочке на соседней улице, - ответила Мальвина, после того как Эдвард недоуменно пожал плечами: для него весь чай был совершенно на один вкус, пожалуй, он бы даже черный от зеленого отличил бы только по цвету - и то, если бы заметил, что цвет у них разный. - Я не знал, что там есть чайная лавочка! - удивленно сказал господин Фольссенрогг, - давно она там? - Нет, - оживился господин Фарник, - всего несколько месяцев. Ее открыл двоюродный брат моей бедной Милоны... Он вздохнул и уставился в свою чашку, словно внезапно нахлынувшая скорбь не давала ему продолжить беседу. Господин Фольссенрогг подумал, что Фарнику, пожалуй, было бы приятно, если бы кто-нибудь сейчас спросил его о Милоне, потому он и обратился к Фарнику: - Ваша супруга была, полагаю, прекрасной женщиной и прекрасной женой? - Да, безусловно, - почти весело ответил господин Фарник, обрадовавшись, что кому-то интересна его жена, - мы много лет прожили вместе... - Возьмите пирожное, Габриель, - неожиданно вмешалась Мальвина, - вот эти, с вишенками - очень вкусные. Их Анна покупает в центральной кондитерской. - В той, где работает Пьер? - уточнил господин Локранц, лицо господина Фарника снова приняло обиженное выражение, но теперь к обиде примешивалось еще и разочарование: он не ожидал, что Мальвина, которая всегда выслушивала его, всегда так близко к сердцу принимала его переживания, перебьет его - еще и таким глупым предложением. - Да, - Мальвина кивнула, не глядя на Фарника, что его еще больше задело: она беседует о пирожных с этим болтуном Локранцом! - Он настоящий художник, не так ли? Думаю, если бы он попробовал себя в изобразительном искусстве, то у него обнаружился бы незаурядный талант, вы согласны со мной, Эдвард? - Да, Освальд, согласен. - Но вы смеетесь надо мной! - воскликнул Освальд Локранц, заметив веселый блеск в глазах Эдварда Аккенро, - вы опять смеетесь! - Мне кажется, - господин Фарник решил воспользоваться случаем и отомстить, - я даже уверен в том, господин Локранц, что сравнивать кондитера и художника, по меньшей мере, нелепо, потому я думаю, что вы пошутили, а Эдва