Хозяин дома пока не спустился. Вернувшись из Комитета, он ушел к себе в кабинет и там изучал книги, посвященные истории города, а также кое-какие юридические книги, которые по случайности оказались у него в библиотеке. Он внимательно прочитывал все, что хоть как-то могло бы помочь Гвендолен или наоборот, помешать Гвендолен, ведь - господин Риттер знал это точно - мэр Хорн сначала попытается победить, обойдя закон каким-нибудь законным способом - в конце концов, сам мэр, если господин Риттер правильно помнил, по образованию был юристом, а значит прекрасно знал множество способов обойти закон, все же не нарушив его. От этих размышлений господина Риттера отвлекла слабая, но непрекращающаяся боль в груди, словно невидимые пальцы сжали его сердце и тянули его вниз. «Все-таки надо быть поспокойней, - подумал он, - не для себя же я этот парк отнимаю, так и нечего переживать, если вдруг что-то пойдет не так». Господин Риттер почувствовал, что дышать ему также неприятно, будто что-то в горле мешает воздуху свободно проходить в легкие. «Что за нелепость. Видимо, в беседе поучаствовать не получится, раз уж даже дышать больно».
Тут он услышал, как в гостиной пробило семь. Господин Риттер взглянул на напольные часы, стоящие напротив стола: те показывали без трех минут семь - господин Риттер знал, что часы в гостиной торопятся ровно на три минуты. «Что ж, семь, - пробормотал он, - Рэс-Аревали пунктуальны...» Но только в две минуты восьмого он вышел из кабинета - боль в сердце усилилась и ему пришлось выпить лекарство; в тот момент, когда господин Риттер спускался по лестнице, гулкий звон разнесся по огромному дому: очевидно, звонила Гвендолен, или вернее, извозчик, которому она велела позвонить, не желая ждать на холоде, пока ей откроют. Через минуту калитка отворилась, и в желтоватом свете фонаря, скрипя качавшегося над калиткой, Гвендолен увидела невысокую полную женщину в темно-лиловом платье очень простого, почти убогого покроя, с шалью на плечах. Ее волосы были тщательно зачесаны назад и стянуты тугим узлом; в светлых глазах блестело любопытство. Несложно догадаться, что это была жена господина Риттера. Кивая в знак приветствия, Гвендолен вспомнила, что хозяйку дома зовут Луиза:
- Добрый вечер, госпожа Рэс-Ареваль! Выходите из кареты скорей и заходите в дом. Здесь ужасно холодно, и снег снова срывается!
- Добрый вечер, госпожа Риттер.
Гвендолен вышла из кареты, очень изящно, гораздо изящней, чем обычно получается, если на женщине длинное пышное платье.
- Вы можете ехать в гостиницу, - обратилась она к кучеру, но госпожа Риттер ее перебила:
- Может лучше, если ваша карета постоит у нас, а кучер посидит на кухне? Там тепло, и я велю кухарке накормить его ужином.
Гвендолен пожала плечами. Сквозь тонкие туфли она чувствовала холод снега и хотела поскорей войти в дом, а не обсуждать кучера:
- Пусть так, - она снова повернулась к кучеру, - вы остаетесь здесь.
- Я отворю ворота, чтоб можно было поставить карету под навес, а вы заходите в дом.
Торопливо Гвендолен вошла в дом, ноги ее совсем уже застыли. За спиной из темноты, оттененной желтым фонарем и слабым серебристым сиянием снега, доносился скрип ворот и тонкий высокий голос госпожи Риттер, но Гвендолен это мало интересовало. Она отворила дверь, и на мгновение прикрыла глаза рукой, попав в ярко освещенную прихожую из темноты улицы.
- Добрый вечер, госпожа Рэс-Ареваль! - услышала она знакомый голос, она отвела руку от глаз и увидела Якоба Риттера, - добрый вечер, моя дорогая Гвендолен, - повторил он, - а я уж было засомневался, передалась ли тебе по наследству пунктуальность Рэс-Аревалей!
- Добрый вечер, Якоб, - в тон ему ответила Гвендолен, - поверишь ли, я не считаю пунктуальность главным семейным достоинством Рэс-Аревалей, а тем более главным своим достоинством.
Помогая гостье снять пальто, господин Риттер спросил:
- А где моя жена? Она вышла встречать тебя, Гвендолен.
- Она...
Тут дверь снова отворилась и вошла госпожа Риттер. На шали, в волосах у нее блестели снежинки. Очевидно, снег на улице усиливался.
- Ваша лошадь у нас в конюшне, а кучера я оправила через черный ход на кухню, - сказала она, стряхивая с волос и плеч растаявшие снежинки.
- Благодарю вас, - безразлично кивнула она госпоже Риттер. Все еще держа в руках пальто Гвендолен, Якоб Риттер покачал головой:
- Дорогая, не стоило тебе так долго находиться на улице в такой холод и так легко одетой. Ты можешь заболеть.
- Пошел снег, Якоб, - сказала госпожа Риттер, вешая свою шаль в шкаф, который был размером с небольшую комнату, - там не так уж холодно теперь. Якоб, повесь ты это пальто, не держи его в руках. Проходите, госпожа Рэс-Ареваль.