- Да, дорогая, в странностях ему не откажешь, - неожиданно подтвердил муж Якобины, а Рудольф промолчал, - но едва ли они выходят за пределы его профессии. Я имею в виду, что странности эти - только у него в мозгах.
Женщины переглянулись и слегка покраснели: Марк, супруг Якобины, не отличался тактом и иногда позволял себе неприличные намеки вроде этого.
- Ну, разумеется, дорогой, - немного нервно подтвердила Якобина, - какие еще странности могут быть, кроме тех, что, как ты выразился, в мозгах?
- А вы пришли к открытию, Рудольф, или позже? Говорят, там был Эдвард Аккенро с женой и детьми, - спросила Альбина.
- Позже, - с некоторым сожалением ответил Рудольф, - открытие было в десять, а разве возможно заставить Флорину встать пораньше ради выставки?
- Так вы не застали господина Аккенро с семьей? - переспросила Альбина.
- Нет, к сожалению, - покачал головой Рудольф, - хотя мне любопытно было бы взглянуть на него и на его жену.
- У него дети-двойняшки, если я не ошибаюсь? - спросил Марк.
- Да-да, - подтвердила его жена, - мальчик и девочка.
Надо сказать, что последние несколько минут Гвендолен с трудом заставляла себя слушать Флорину, потому что ее внимание все время переключалось на другую беседу: ту, что вели сестры Флорины и их мужья - о выставке, о Локранце, об Эдварде Аккенро. Для слуха незаинтересованного беседа эта была бы ненамного привлекательней бесконечных описаний достоинств и достижений маленького Якоба, но проснувшееся в Гвендолен какое-то болезненное любопытство, лихорадочный интерес к Эдварду Аккенро и его семье - все это превращало скучнейшие сплетни в привлекательнейший (хотя отчего-то заставляющий краснеть) разговор, от которого просто невозможно было отвлечься.
- ... и представьте себе, дорогая госпожа Рэс-Ареваль, - Флорина не замечала, что собеседница уже почти не слушает ее, - рисунок Якоба действительно приняли бы на выставку, если бы не этот ужасный Освальд Локранц!
Вздрогнув от неожиданности, Гвендолен переспросила:
- На выставку? Чей рисунок?
Тут Флорина заподозрила, что Гвендолен что-то прослушала, но все-таки повторила свой рассказ.
- А, так вы хотели, чтобы рисунок вашего сына принял участие в выставке, и чтобы это был для него сюрприз, - вежливо сказала Гвендолен, - а сам рисунок где сейчас? Можно на него взглянуть?
Якоб, который последние пятнадцать минут не знал, куда спрятаться от смущения - ведь историю про свой рисунок он тоже слышал впервые, - теперь просто вскочил с диванчика, на котором сидели они с матерью, и сбежал наверх. Флорина хотела было подняться за ним, но господин Риттер остановил ее и сам пошел поговорить с внуком.
- Мой сын очень впечатлительный, - пробормотала Флорина. Гвендолен кивнула:
- Да, с детьми такое бывает.
Было без двадцати восемь, когда в гостиную вошла госпожа Риттер, чтобы сообщить, что ужин на столе и пригласить гостей в столовую, которая оказалась еще больше гостиной с высокими узкими окнами и украшенным лепниной потолком. Стол был очень длинным, и если бы семья господина Риттера была немного меньше, то сидеть за таким столом им было бы неуютно, а так - все просто размещались с удобством, не рискуя случайно толкнуть локтем своего соседа.
- А где Якоб? - спросила она, когда все расселись. Гвендолен посадили между пустующим местом хозяина дома и одним из его сыновей, которых Гвендолен заметила только теперь, потому что в гостиной они тихонько сидели в углу и о чем-то шептались, (они были похожи как две капли воды, поэтому Гвендолен не потрудилась запоминать их имена).
- Вот я, дорогая, - сказал господин Риттер, вводя в столовую сбежавшего внука, - и раз уж тебе не удалось уморить нас голодом, то теперь ты должна удивить нас замечательным ужином.
- Разумеется, Якоб, - усталым голосом сказала госпожа Риттер, - разумеется. Я смогу удивить вас.
Якоб Риттер сел на свое место, с удовольствием заметив, что Гвендолен сидит рядом с ним, и тихо сказал гостье:
- Моя дорогая Гвендолен, надеюсь, ты меня простишь, за то, что я не участвовал в разговоре. Мне не хотелось перебивать Флорину, а, кроме того, мне не хотелось отвлекать тебя от беседы моих средних дочерей с их мужьями.
- Ты как всегда наблюдателен, Якоб, - холодно ответила ему Гвендолен. Тон господина Риттер не понравился ей, также как и то, что он наблюдал, можно даже сказать - следил за ней - и наверняка заметил ее интерес к Эдварду Аккенро.
- Я стараюсь быть наблюдательным, Гвендолен, - подтвердил Якоб Риттер, - это помогает многое узнать.
Ужин действительно оказался замечательным, кухарку, похоже, также впечатлил рассказ о Гвендолен Рэс-Ареваль, и она превзошла себя: каждое блюдо, из тех, что стояли на столе, можно было смело назвать шедевром кулинарного искусства, что, разумеется, было отмечено каждым из тех, кто сидел за столом.