Ночью выпал снег. Он шел почти до рассвета и был таким густым, что казалось, на землю - на город - нисходит серебряно-белое сияние и топит все вокруг в своих мягких волнах. Улицы побелели, снег скрыл грязь, остатки сгнившей листвы. Облака к утру разошлись, и над городом посреди прозрачно-голубого неба сияло бело-золотое, чистое и ясное - как редко бывает зимой - солнце. Город совершенно преобразился, и только теперь, казалось, что он был по-настоящему готов к открытию рождественской выставки, думалось господину Фольссенроггу; завершение ремонта павильона, на самом деле, не было завершением подготовки к выставке. Завершением стал этот снег, преобразивший город и парк; снег, о котором детвора даже не мечтала вот уже многие годы, как не мечтают о снеге дети далеко на юге, почему-то выпал на это Рождество. Воздух, как и небо, как все вокруг, тоже был удивительно чистым и свежим. Господин Фольссенрогг торопливо шел в парк, размышляя о снеге, о чистоте, о парке, о городе, северном городе, в котором никогда не было такого снега, такой чистоты и ясности в небе и на земле, - и вот теперь он выпал, укрыл все вокруг, скрыв (а - казалось - уничтожив) всю грязь, которую наносили в город бесчисленные дожди. В руках у господина Фольссенрогга была большая - сантиметров по семьдесят на каждую сторону - папка в чехле из темно-синей, измазанной мелом и сангиной ткани. Папка эта была, судя по тому, с какой осторожностью он её нес, очень дорога для господина Фольссенрогга.
В выставочном павильоне к тому моменту, как господин Фольссенрогг туда добрался, уже кипела работа: рано утром, когда еще даже не рассвело, привезли картины, их перенесли на склад при павильоне (складом служила дальняя комната), и теперь Освальд Локранц, художественный руководитель выставки (и экскурсовод - по совместительству), пытался убедить рабочих, развешивающих картины, обращаться поакккуратнее с "прибывшими ангелами". Господин Фольссенрогг вошел в павильон как раз вовремя - Освальд Локранц уже начинал терять терпение: рабочие, привыкшие к всепроникающему басу господина Фольссенрогга, едва обращали внимание на дрожащий тенор господина Локранца.
- Господин Фольссенрогг, не могли бы вы как-нибудь... воздействовать на этих... бездельников! Я уже с ног сбился... Никакого уважения к искусству! На что угодно могу поспорить, что рабочие, которые занимаются оформлением витрины в «Филибертусе» подходят к своему делу куда ответственней, а ведь это все лишь магазин!..
Господин Фольссенрогг, пропустив, казалось, мимо ушей его просьбу, прошел в дальнюю комнату выставочного павильона, служившую кладовой, где оставил свою папку, после чего он осмотрел те залы, где уже были развешаны картины. Он остался ужасно недоволен размещением картин, а также скоростью выполняемой работы: все делалось невероятно медленно и неаккуратно: под руководством господина Локранца выставка едва ли открылась бы вовремя. И трудно было возразить - никакого уважения к искусству. Возможно, подумал господин Фольссенрогг, дело было в том, что в самом дорогом магазине города «Хорн, Штерре и Филибертус» рабочим, отвечавшим за оформление витрины, платили больше, а может, штрафовали за порчу товаров...
- Я воздействую на этих бездельников, господин Локранц. Непременно воздействую. Вот прямо сейчас и начну, - сказал господин Фольссенрогг, когда, смотрев помещения, вновь столкнулся с отчаявшимся что-либо сделать Освальдом Локранцом. В следующее мгновение по всему павильону загремел так хорошо известный рабочим бас господина Фольссенрогга. Освальд Локранц, наблюдая за господином Фольссенроггом, делался все более растерянным, он пытался помочь, но толку от него не было никакого, у него даже мешать плохо получалось - его просто не замечали, наконец, осознав это, господин Локранц принялся искать по карманам красную ленточку, которой следовало перетянуть вход в павильон, когда и ленточка не нашлась, он махнул рукой на желание быть полезным, смёл снег с ближайшей лавочки, решив не тратить силы на пустую беготню, а лучше отдохнуть перед долгим днем. Разумеется, с вмешательством господина Фольссенрогга всё сразу же наладилось и через полчаса оформление павильона и размещение картин было закончено, а ту, которую принес господин Фольссенрогг, по его настоятельной просьбе, поместили во втором зале. Увидев, что работа окончена, Освальд Локранц порядком оживился.
- Вы не знаете, случайно, где можно взять красную ленточку и когда приедет господин директор? - крикнул он со своей лавочки.
- Нет, не знаю ни то ни другое, - ответил господин Фольссенрогг, выходя из павильона, - я присяду к вам?
- Да, садитесь. Хлопотное утро сегодня. И снег этот нелепый.. Но где взять ленточку? Мне кажется, она просто необходима.