Так и вышло, что Гвендолен Рэс-Ареваль проснулась почти в один час с Мальвиной и Эдвардом Аккенро. Она долго выбирала себе платье, но ничего и близко похожего на траурный наряд у нее не оказалось. А ни один магазин, знала она, не откроется раньше девяти часов. Гвендолен повесила в шкаф все неподошедшие платья и накинула теплый халат. До девяти не так уж много времени. Она как раз успеет собраться и просто пройдется пешком до улицы, где располагались самые лучшие магазины готовой одежды в городе. Снова из-за Риттеров она будет выбирать себе платье, только теперь - траурное.
Одеваясь, расчесывая свои блестящие черные волосы, укладывая их в простую прическу, подбирая украшения, пусть и самые скромные - в конце концов, она ведь в трауре - Гвендолен не переставала размышлять о том, что же она чувствует теперь, когда Якоб умер. Ведь теперь ей придется действовать самой... И кроме того, ведь он был ее другом, не важно, какого она мнения о его семейке - сам Якоб все же был ее другом.
Вышла из гостиницы она через полчаса, совершенно забыв позавтракать. Засыпанные снегом улицы пока пустовали: у детей, как и у большинства взрослых начались рождественские каникулы, а потому не было необходимости так рано выходить на улицу. Гвендолен была рада побыть в одиночестве и никого не видеть, пусть даже подошва у меховых сапожек оказалась слишком тонкой, и ноги ее быстро замерзли. Гвендолен хотела решить, что же будет делать дальше... Искать другого покровителя, вместо Якоба, казалось ей нечестным по отношению к его памяти, а еще - знаком слабости, знаком того, что она сама не сможет справиться с поставленной задачей. Гвендолен Рэс-Ареваль не привыкла показывать свою слабость или отступать.
Она шла уже около пятнадцати минут, когда вдруг заметила, что, кажется, пропустила нужный поворот. Улицы показались ей совсем незнакомыми. Гвендолен остановилась. Главное, не пугаться. Возможно, она вовсе не заблудилась, просто из-за снега немного запуталась... да, снег всегда делает незнакомыми даже те улицы, которые знаешь всю жизнь. Гвендолен прикрыла глаза, пытаясь вспомнить нужный ей маршрут. От гостиницы - полквартала вперед, затем повернуть налево (там довольно незаметный поворот), а потом снова налево - и идти до... Ну конечно. Гвендолен даже топнула ногой в раздражении. Похоже, она не там свернула. Необходимый ей поворот налево был довольно хитро спрятан среди каких-то сараев и разросшейся бузины. Каждый раз, сворачивая там, ее кучер очень ругался на мэра Хорна, который никак не мог озаботиться сносом этих никому не нужных сараев и расширением поворота - на одной из центральных улиц-то! И теперь Гвендолен этот самый поворот просто не заметила! Лучше бы она поехала, а не решила прогуляться. Какая глупая была идея! Теперь нужно долго идти назад, затем выбирать платье, а ноги ее уже страшно замерзли, и одна только мысль о похоронах вызывает отвращение... Нет, нужно взять себя в руки. Гвендолен поправила шарф и застегнула меховой ворот пальто. Постояв еще с полминуты, она развернулась и пошла назад, высматривая сараи и облезлую бузину.
Время медленно текло в доме Риттеров, что для господина Аппеля становилось уже просто невыносимым. Разумеется, любые похороны - это мероприятие невеселое, но эти... ничего ужасней господин Аппель просто не помнил. Супруга покойного, его дочери, их мужья, какие-то дети... Только сыновей не было. Когда девочка Алиса, которую господин Аппель привез сюда, объяснила, что Альберт и Клаус не придут, госпожа Риттер разрыдалась, но и слова против этого не сказала. Похоже, ее требования к сыновьям изрядно отличались от требований к дочерям.
Прошло бесконечно много времени, прежде чем появился первый гость - одетый в глубокий траур, немного бледный, но при этом все равно подозрительно довольный жизнью Освальд Локранц.
- Всем доброе утро! - с порога заявил он, а затем, заметив, оторопевшие взгляды и потому немного сбившись, прибавил: - То есть, мои соболезнования, госпожа Риттер. И... и всем остальным тоже. Но погода отличная.