- Матушка, - прервала ее размышления старшая дочь, - Рудольф сказал мне, что мы уже... начинаем.
- Клаус и Альберт еще не явились? - рассеянно уточнила Луиза.
- Нет, - в ответе Флорины слышалось неодобрение. Но ее мать отрицательно покачала головой:
- Пусть, пусть так. На мальчиков столько свалилось.
Чем ближе минутная стрелка приближалась к одиннадцати, тем ясней Мальвина Аккенро понимала, что похороны проходили гораздо легче (что было просто удивительно), чем она себе воображала. Конечно, Луиза Риттер бросала на бывшую воспитанницу мужа злые взгляды, а все дочери Луизы поначалу просто игнорировали ее, но когда Мальвина, собравшись с духом - потому что заговаривать с Риттерами она очень боялась, задала младшей из тройняшек вопрос о Гвендолен Рэс-Ареваль (в конце концов, Мальвине все равно было, что спрашивать), Анна Маргарета не без злорадства принялась рассказывать родственнице о крайне подозрительной дружбе Гвендолен с отцом, о том, что он, видимо, очень увлекся ей, о том, что «эта Рэс-Ареваль» была вчера на ужине, «когда отец... ну, вы понимаете, Мальвина...» Мальвина не очень понимала, но все равно кивнула. Слушать, пусть и весьма путаный рассказ Анны Маргареты, было гораздо приятней, чем стоять по правую руку от Эдварда и вежливо кивать всем, кто с ним здоровался.
Две другие сестры, переглядываясь и хмурясь, прислушивались к разговору Мальвины и младшей тройняшки, но под конец не выдержали.
- И мы подозреваем, - выпалила Анна Луиза, - что эта Рэс-Ареваль отца... - и понизив голос до едва слышного шепота, - отравила.
- Она рядом сидела, - возбужденно зашептала Анна Мария. - У нее и возможность была. и... и... мотив... наверное.
- Какой же? - с усмешкой в голосе спросила Мальвина. Эти три девушки, похоже, очень устали за прошедшую ночь, да и несвойственно им было слишком долго молчать и переживать. Мальвина понимала, что младшие дочери Риттера говорили ужасные вещи, но от сочувствия им, не прерывала обсуждения. В конце концов, кто ее знает, эту Гвендолен... ей хватило наглости явиться в дом Мальвины и вести себя там, словно она, Гвендолен, а вовсе не Мальвина, там хозяйка. Наверняка, вчера на ужине у Риттеров она вела себя ничуть не лучше. Ну и пусть...
- ...и я рада даже... хоть и ужасно так говорить, что некому теперь ей помогать, - заявила Анна Луиза. - Пусть уж лучше парк будет...
Мальвина криво улыбнулась, а две другие тройняшки снова переглянулись, словно слова сестры показались им бестактными. Но продолжения разговора не последовало: из боковой комнаты, где всю ночь лежало тело Якоба Риттера вынесли открытый гроб. Мальвина вздрогнула, потому что не заметила, как до этого гроб туда внесли. Надо же было так увлечься разговором с этими девочками...
- Вот и Якоб, - раздался чей-то громкий голос. Мальвина нашла среди гостей говорившего: того, на кого мгновенно обратилось около десятка возмущенных взглядов - директора единственной в городе больниц, профессора Ульфрика Зиггертона, известный своим крайним неуважением к смерти. Но следом за этими возмутительными словами последовали другие, еще более возмутительные - господин Аппель хмыкнул и заявил:
- Виновник торжества!
Луиза Риттер истерически вскрикнула и схватилась за сердце, три старшие дочери бросились ее поддерживать. Младшие прижались друг к другу, но так и остались стоять возле Мальвины.
Гвендолен Рэс-Ареваль усмехнулась, услышав замечание незнакомого ей тощего усатого господина, а затем восклицание господина Аппеля; последовавший за всем этим (наверняка мнимый) обморок его жены только разозлил Гвендолен: что за глупое кривлянье?! Даже Мальвина Аккенро, когда Гвендолен явилась к ней домой, вела себя не так нелепо. Луиза отвратительна... Гвендолен думала о том, что самого Якоба вся эта шумиха, эти слезы и стенания совсем не обрадовали бы. Конечно, Якобу, как и всякому мужчине, было приятно внимание к его персоне, но как и всякого мужчину, женские слезы, тем более показные, его, по меньшей мере, раздражали. Якоб был бы рад видеть, что на его похороны явились те, с кем он был дружен еще в юности, с кем его связывали приятные воспоминания и общие интересы... но вот поведение жены и трех старших дочерей его бы только разозлило! Об этом Гвендолен думала все время, пока ее карета, среди весьма многочисленных других, медленно катила по направлению к кладбищу. Гвендолен была рада, что Риттеры жили слишком далеко, чтоб гроб нести, а не везти. Пешей дороги по снегу в своих тонких сапожках она бы просто не выдержала. Впрочем, возможно, пешком они добрались бы скорее. Началось с того, что катафалк, которому полагалось ехать впереди всех, не сразу удалось вывести на дорогу. Только благодаря мастерству господина Аппеля, неповоротливая черная карета не разворотила все вокруг - остальные кареты стояли как попало, а потому ехать между ними было крайне неудобно, а, почти ничего не зацепив, выкатилась на улицу. Затем наступила очередь кареты с Риттерами. Ею правил Марк Тольвер, муж Якобины. Кучером он оказался вполовину менее умелым, чем господин Аппель, а потому едва не врезался в карету господина Донна, затем перепуганные его криками лошади едва не понесли. Остальные выезжали с такими же хлопотами. И Гвендолен уже начало казаться, что пешком вышло бы, пусть не удобнее, зато быстрей. Наконец, похоронная процессия, заняв несколько кварталов, потянулась к кладбищу.