Выбрать главу

 - Вам не нравится снег? - вежливо поинтересовался господин Фольссенрогг, которому это показалось несколько странным.

- Снег мне кажется нелепым, как и все, что падает с неба на землю. Но если дождь необходим, то снег это очевидное излишество. Меня радует, что в нашем городе подобное случается редко.

Пока они беседовали, к воротам парка подъехала карета Эдварда Аккенро, из которой вышла Мальвина Аккенро с детьми. Директора с ними не было: рано утром его срочно вызвали в мэрию по неведомому делу. Прождав его часа два, Мальвина решила ехать на открытие выставки одна, вернее, конечно, с детьми, которые не так уж и стремились в парк - но не могла же она оставить их дома одних, пусть даже и под присмотром горничной. Мальвина Аккенро подошла к лавочке, где сидели Локранц и Фольссенрогг.

- Доброе утро. Пожалуйста, не вставайте, господа. Эдварда вызвали в мэрию по делам. Всё ли готово к открытию?

- Да, всё готово, госпожа Аккенро, - ответил господин Фольссенрогг, всё же понимаясь и кланяясь ей.

- Но у нас нет ленточки... - пробормотал господин Локранц.

- Что за ленточка? - спросила Мальвина, - та, которой перетягивают вход? Но это же такая глупость, - она взглянула на господина Фольссенрогга, будто искала подтверждения своим словам. Он только пожал плечами.

- Ленточка нужна, госпожа Аккенро, - настаивал на своем Освальд Локранц, - открытие через полчаса и, думаю, мы успеем купить ее.

- Тогда идите, - рассеянно ответила Мальвина. Господин Локранц убежал за ленточкой - в дальней части парка в заборе кто-то проделал дыру, через которую очень удобно было выбираться на улицу, где было полно магазинов. И хотя бы какие-то из них уже должны были открыться, и хотя бы в одном должна была найти ленточка!

Мальвина тем временем оглядела парк и заметила, что Герберт и Иветта куда-то исчезли, и забеспокоилась.

- Ваши дети в павильоне, - сказал господин Фольссенрогг, догадавшись, кого она ищет, - им будет интереснее посмотреть картины, пока павильон еще пуст, мне кажется.

- Тогда я присяду здесь? - вздохнув, спросила Мальвина Аккенро.

- Да, конечно.

Парк, несмотря на утренний час, постепенно заполнялся людьми. Около получаса назад открылась касса, где можно было купить входные билеты на выставку, туда сразу же выстроилась очередь: все хотели посмотреть на ангелов, "слетевшихся", как говорилось в афишах, "в наш город, дабы разделить с нами радость на этом прекрасном празднике". Текст афиши, надо сказать, был немножко корявым, самую малость, конечно, и это никого не отвлекало от его сути, а потому все стремились подойти поближе к выставочному павильону, чтобы не пропустить самое интересное, тем более, до десяти - до времени открытия - оставалось около пятнадцати минут, особенно все оживились, когда приехал оркестр. Музыканты, а их было пятеро, поторопились зайти в павильон, и оттуда немедленно раздались звуки настраиваемых инструментов.

Без пяти девять прибежал господин Локранц. В руках у него была ярко-синяя ленточка, а на лице - легкое разочарование.

- Другой не было, - сообщил он Мальвине и господину Фольссенроггу, - «Филибертус» ещё закрыт, представляете? У них открытие рождественской витрины только вечером. Ужас!

С этими словами господин Локранц умчался перетягивать вход. Тогда же подошел старик-сторож (а по совместительству иногда и дворник), который должен был исполнять обязанности билетера. По просьбе господина Локранца, дворник растолкал собравшихся у входа любопытных и помог художественному руководителю натянуть ленточку, после чего вынес из павильона стул и устроился на нем, в ожидании первых посетителей. Этот дворник был очень стар, сколько ему лет помнила только книга, где оставили запись о том, что в таком-то году такого-то дня такого-то месяца в семье дворника Имре Тирссена родился первенец, которого назвали в честь отца, Имре. В свое время профессия и должность отца перешла к сыну, который в свою очередь и свой срок рассчитывал передать её уже своему сыну, которого собирался назвать, разумеется, Имре. Надежды нынешнего старика Тирссена не сбылись: он так и не женился, а значит, у него не родился сын, которого можно было бы назвать Имре, однако старик, казалось, не терял надежды.

Ровно в девять к воротам парка подъехала карета, из которой вышел директор. Он поприветствовал всех, кто пришел, произнес короткую речь, перерезал ленточку и передал полномочия дворнику Имре. Директор выглядел усталым. Под звуки рождественских мелодий в выставочный павильон хлынул народ. Поток этот, разумеется, отчасти регулировался господином Тирссеном, который требовал со всех билеты.