— Это верно.
— Конкретнее, прошу тебя. Телезрителей интересует все в том мире, который перестанет существовать вместе с тобой.
— Ты еще не забыл азы математики? Я. Надь минус Я. Надь равняется нулю. О том, чего нет, и сказать нечего.
— Постыдился бы переливать из пустого в порожнее, когда каждая минута на вес золота! Я допытываюсь у тебя не о том, чего нет, а о гибели того, что существует. Говорят, животные и те чуют смерть и скрываются от посторонних глаз. Мой вопрос заключается в следующем: что происходит в тебе сейчас, за несколько минут до твоего ухода в небытие? Прислушайся к себе и передай нам свои впечатления.
— Мои впечатления? Вот голос твой доходит глухо, как через стену.
— Говори о себе, при чем тут мой голос.
— И в себе я что-то не замечаю ничего особенного.
— Не дури, Я. Надь, соберись с мыслями. Наш фильм подходит к концу, настал твой звездный час. Сконцентрируй все свое внимание.
— На каком рожне прикажешь мне его концентрировать?
— На моем вопросе: в этот критический момент не ощущаешь ли ты разлада с самим собой?
— Нет.
— Каково твое душевное состояние — гармоничное или драматическое? Угнетенное или приподнятое? Отвечай?
— Если ты имеешь в виду душевное напряжение, которое я, по-твоему, должен испытывать, то ошибаешься. Уйти из жизни для меня — все равно что переступить порог.
— Ты рассуждаешь так, будто собираешься на прогулку в лес.
— Хорошо, что напомнил: было бы совсем недурно напоследок прогуляться по лесу.
— Стыдись, Я. Надь! Неужели это все, что ты можешь выжать из себя в кульминационный момент своей драмы? Учти, что я буду вынужден вырезать этот кусок.
— Почему же, скажи на милость? Мне кажется, я очень красиво умираю.
— Не знаю, как насчет красоты, но скучно до чертиков! Зритель волнуется и переживает, когда на глазах у него гибнет нечто ценное. Уж хотя бы ты боролся за жизнь! Даже муха и та бьется, прежде чем сдохнуть. Ну, быстренько, Я. Надь, выдай мне какую-нибудь конфликтную концовку.
— Уже выдал все, что мог.
— Пустой номер! Ты меня разочаровал, старик. Если уж ты весь выложился, по крайней мере распрощайся как следует.
— С кем?
— Как это — с кем? С миром.
— Мне ужасно хочется спать, Арон.
— А мне плевать! Спать ему, видите ли, захотелось! Ты пойми: какой же фильм без концовки? Когда человек умирает, зритель, затаив дыхание, ждет, что он скажет под занавес.
— У меня пустота в голове, Арон.
— Пересиль себя.
— Глаза слипаются.
— Поднатужься!
— Поднатужишься, так что-нибудь другое вылетит. Кстати, это мне всегда удавалось лучше, чем бумагу марать.
— Опять тебя понесло! Если ничего оригинальнее придумать не можешь, давай на этом и кончим. Зрителям такие подробности знать неинтересно.
— Ладно, разрешаю вырезать этот кусок. Так на чем мы остановились?
— Нашим уважаемым телезрителям хотелось бы услышать прощальные слова писателя, погибающего в единоборстве со смертью.
— Знаешь, я что-то плохо соображаю.
— Быть не может, Я. Надь! Вот уже несколько недель ты живешь одной мыслью: о смерти.
— Видишь ли, ценность мысли весьма и весьма относительна. То, что когда-то представлялось мне значительным, сейчас кажется мыльным пузырем.
— Так и не припомнишь ни единой полновесной мысли?
— Все прежние ценности сейчас для меня прошли девальвацию.
— Тогда попробуй выдать что-нибудь экспромтом.
— Лучше всего нам попросту распрощаться с тобой. Будь здоров, Арон, желаю тебе еще много удачных фильмов.
— Меня тебе не разжалобить! Ты сам сказал однажды, что мы — профессионалы.
— Профессионалу тоже может хотеться спать.
— Никаких отговорок, изволь работать! Должны же мы предоставить зрителю какую-то духовную пищу.
— Я всю жизнь только тем и занимался, что из-под палки заставлял свою голову работать. Дайте мне хотя бы умереть спокойно.
— Спокойная смерть — удел бакалейщиков, но к ним не гоняют съемочные группы с телевидения. Ты — писатель, любимый и почитаемый зрителями, поэтому они вправе ждать от тебя достойных, не банальных прощальных слов.
— Где мне их взять, эти слова? Из пальца, что ли, высосать? Или соврать что-нибудь? Так ведь пороху не хватит.
— Говори что угодно, лишь бы звучало красиво. Красота — искусство, а искусство не может быть обманом.
— Всякое искусство — обман, Арон.
— Пусть обман, зато в него можно верить.
— Извечная сделка с совестью. Во что тут верить?