– Ну, это «там», а тут «здесь», у нас женщину уже после двадцати пяти со всех жизненных счетов списывать начинают, что поделать, такое у нас дурацкое общество, где правят мужики.
– Ага, а они до самой гробовой доски персики желанные, да? Какая женщина может себе позволить идти по улице с громадным пивным брюхом, лысиной, кривыми волосатыми ногами и при этом считать себя неотразимой? Мужики навязали нам кучу комплексов неполноценности и совершенно ложных догм – им так удобно, когда женщина ни во что себя не ставит и молчит, зная обо всех его любовницах, считая, что это нормально, что все они гуляют. А это не нормально. Когда женщина себя не уважает это не нормально, когда двадцатитрехлетнюю девушку в роддоме называют «старородящей» это не нормально, когда мужик гуляет, а виновной считают его жену, мол, значит, в ней что-то не так – это не нормально. Тая, давай не будем себе поганить жизнь только из-за того, что в нашей стране это принято с самого юного возраста, чтобы все было как у людей. Все в какашках, и мы туда же, а то от нас иначе пахнет, ай-яй-яй. Хочешь анекдот расскажу в тему?
– Давай, – вздохнула подруга, снова прикуривая.
– Звонит тетка своей подруге в Барселону. Тетка в драном халате парится у плиты, старший сын в подъезде клей нюхает, средний стиральную машину доламывает, младший весь в соплях орет и за халат ее дергает, вечно пьяный муж валяется на диване. А ее подруга сидит у собственного бассейна, потягивает прохладный коктейль и читает Шекспира в подлиннике. Поговорив, тетка вешает трубку и качает головой: «Вот бедная, как же ей в жизни не повезло, она же там совсем одна, ни мужа, ни детей!» Ты понимаешь, к чему это я все рассказываю?
– Понимаю, – Тая глотнула шампанского и закусила колбасой.
– Ты же не любишь его, это же очевидно. Зачем выходить замуж, если не любишь человека? Начнете жить вместе и столько невыносимых недостатков у него сразу же вылезет – не продохнешь. Это когда влюблен без памяти, кажется, что дорогой человек даже храпит как-то по-особенному мило и музыкально, а когда не любишь…
– Сена, ты меня убиваешь…
– Я тебя спасти пытаюсь! Думаешь, это так просто: бац – вышла замуж, бах – уже развелась. На все требуются нервы, особенно на развод. Если уж так невтерпеж, попробуйте просто пожить вместе, зачем сразу под венец?
– Он настаивает на бракосочетании.
– А тебе это не кажется странным? Мне вообще все, что касается этой семьи кажется странным. Да и с чего вдруг Артур так торопится? Тая, ты даже толком его не знаешь, ты можешь вляпаться во что-нибудь очень не хорошее.
– Что же мне делать? – совсем повесила нос подруга. – А вдруг ему надоест ждать и он меня бросит?
– Если он действительно без ума от тебя до такой степени, что хочет жениться после двухнедельного знакомства, значит, он должен ждать вечно. Послушай здравый смысл, звучащий из моих уст, давай доведем до конца дело Аиды, выясним, в каких отношениях она состоит с семьей Артура, а потом делай что хочешь, я тебе и слова не скажу. Надумаешь замуж – пожалуйста, буду свидетельницей на свадьбе, стану молча таскать за тобою фату. Но пока потяни еще время, ну, пожалуйста.
– А что тебе подсказывает Внутренний Голос? С Артуром что-то не чисто?
– Я его еще не раскусила толком, мало общались, но хочу сказать, у него недоразвитое чувство юмора, а это уже опасно. А Внутренний Голос мне подсказывает, что что-то очень нечисто с Аидой, давай выясним, откуда у всей этой истории растут ноги, а уж потом…
– А если все в порядке? Если ее на самом деле просто раскручивают этими статьями? Что если Юра…
– Тая, дорогой ты мой человек, когда по честному раскручивают, а не доводят до самоубийства, то деньги платят, а компьютеры остаются целы и невредимы. Понимаешь? Компьютеры не ломаются. К тому же Тая, ты забываешь о главном.
– О чем еще?
– Ты не сказала о себе ни слова правды. Думаешь, он обрадуется, когда все откроется?
– Сен, а ты мне на самом деле не завидуешь?
Я оскорбилась так, что даже в ушах зачесалось.
– Ты что, знаешь меня первый день?
– Нет…
– И язык еще поворачивается?
– Прости.
– То-то же. Наливай, что ли…
Глава двадцатая
Утром обе проснулись не в духе, похоже, нам обеим снились свадьбы. Пока принимали душ, приводили себя в порядок, незаметно подошло обеденное время, пора было идти к продюсерше Ольге. Бросив еще раз взгляд в зеркало и оценив по достоинству отражения хмурых мордоворотов, мы выкатились из номера, заранее предвкушая короткий разговор на пороге номера.
– Слушай, Тай, как бы нам поговорить с нею подольше? Как бы в номер залезть?
– Купить шампанского.
Меня чуть не вывернуло от этих слов. Тая заметила, что я позеленела и пожала плечами.
– А ты что предлагаешь? Когда к тебе стучаться с улыбками и шампанским трудно отказать и не пустить.
– Ладно, – выдавила я, прислушиваясь, как в желудке начинается изжога от поганых бутербродов и этого благородного шипучего напитка, от которого меня уже вовсю воротит. – Только я пить не буду.
– Станешь делать вид, – милостиво разрешила подруга. – Идем в буфет, купим за одно пару бутербродиков…
Я сказала «бе-е-е!» и схватилась за желудок.
– Ой, Сена, какая ты нежная, а еще журналист, – Тая нажала кнопку вызова лифта, – вы же должны быть сделаны из нержавеющей стали.
– Ах да, конечно, почему вдруг?
– Командировки, расследования, начальство опять же нервное – все на здоровье сказывается.
– Вот именно – сказывается.
– А не должно, вы обязаны быть закаленными.
Подошел лифт, мы шагнули в кабину и поехали на шестой буфетный этаж. Я всем сердцем надеялась, что завезли минералку, но моим надеждам не суждено было сбыться. За прилавком торчала все та же недружелюбная рожа, ассортимент так же ничуть не изменился. Пришлось брать осточертевшие бутерброды и шампанское. Бутербродов взяли по две штуки на человека, учитывая Ольгу.
В Ольгин номер стучали долго, думали уже уходить, как вдруг за дверью раздалась какая-то возня и она приоткрылась сантиметра на полтора, и показался слегка припухший, затуманенный глаз.
– Здравствуйте, Ольга, – по-свойски улыбнулась Тая, поднимая бутылку так, чтобы глаз ее увидел. – Вы нас помните?
– А, здравствуйте, – медленно произнесла она и замолчала.
– Вы узнали, как там здоровье Аиды? – напомнила я, зачем мы, собственно приперлись.
– Нет еще. Девчонки, слушайте, вы не могла бы зайти чуть попозже? Хотя бы через полчасика?
– Ладно.
А что оставалось делать? Не врываться же нахрапом. Нехотя мы отвалили и поплелись по коридору, возвращаться к себе не хотелось, мы уже настроились на беседу с продюсершей. В темном холле у лифта вокруг приземистого журнального стола расположилось четыре старых кресла-рыдвана, в углу, в несуразно большом горшке торчала громадная пластмассовая пальма с угрожающе растопыренными пыльными листьями.
– Давай тут посидим? – предложила Тая. – Чего туда-сюда таскаться.
Я не стала возражать. Мы расположились под пальмой, поставили на стол напитки с закусками и принялись маяться со скуки.
– Сдается мне, она там не одна, – медленно произнесла Тайка, брезгливо разглядывая пальму.
– С чего ты взяла? – зевнула я, пытаясь устроиться поудобнее в корявом кресле.
– Потому что дверь совсем чуть-чуть приоткрыла.
– Может, она голая.
– А чего так долго не открывала?
– Какая разница, одна она там или нет, мы же не за ней следим. Узнать бы у нее адрес больницы, да съездить к Аиде, пока с нею непосредственно не поговорим, так ничего и не поймем.
– Да, – кивнула Тая, – не выясним, кто нам врет, а кто правду говорит.
Послышался звук захлопнувшейся двери, по коридору кто-то шел в нашем направлении. Вскоре показался высокий симпатичный черноволосый парень, он быстро шел к лифту, на ходу застегивая рубашку, вид у него был довольно сонный. Тая многозначительно посмотрела на меня, потом снова на парня. Лифта он дожидаться не стал, пошел по лестнице, легкомысленно насвистывая.