Новому заведению решено было дать название «Титаник». Впрочем, не прошло и года, как магазин, подобно своему знаменитому тезке, начал потихоньку пускать пузыри.
— Дети и женщины, конечно, в первую очередь, но не только же женщины и дети, в самом деле, — в конце концов объявила Китти, постепенно включив в число своих авторов некоторых мужчин — просто в виде исключения. Единственное требование, которое она им предъявляла, это чтобы героиней их романов была непременно женщина, причем с не по-женски сильным характером — условие, из-за которого она лишалась многих известных авторов-мужчин.
— Конечно, стоять насмерть, ограничившись одними женщинами, — дело хорошее, но ради чего? И чего этим добьешься? — тем же вечером рассуждала Китти, обращаясь к Тесс и мимоходом расставляя книги вдоль полок. Эмис, Элрой, Апдайк, оба Рота, Генри и Филипп и, наконец, последние из местных знаменитостей — Мэдисон Смарт Белл и Стефен Диксон. — Можно, конечно, какое-то время притворяться, что ты ничего не замечаешь. Но ведь, в конце концов, все равно придется что-то делать.
— Вот именно поэтому я и упиралась всеми четырьмя лапами, чтобы не ехать поступать в высшую школу Вестерн, — поддакнула Тесс, устроившись возле фонтанчика с содовой водой, который по-прежнему красовался в центре магазина даже после того, как отсюда исчезла аптека. — Конечно, учебное заведение, да еще высшая школа — дело хорошее, но я бы никогда не смогла выжить в мире, где существуют одни девчонки.
— Дерьмо собачье, — выразительно рявкнула Китти, кинув на пол коробки и топча их ногами, пока картон не стал плоским. — Если хочешь знать, моя дорогая племянница, ты не желала отправляться в Вестерн только лишь потому, что ты уже в материнской утробе почувствовала вкус к тестостерону. И ты ненавидела Вестерн заранее — просто потому, что там в радиусе мили не было ни одного мужика! И тебе не перед кем было вертеть юбкой!
— Ну, вертеть юбкой, как ты говоришь, можно перед кем угодно — даже перед мальчиками из Политехнического. Ах, как же мне это нравилось — хотелось спорить с ними до хрипоты, выхватывать у них из-под носа самые престижные награды и потом злорадно выжидать, хватит ли у кого-то из них духу вновь соперничать со мной.
— Тесс, ты даже в двенадцать лет была уже настоящим чертенком. Любой из Вайнштейнов (из тех, что с сиськами, конечно) ни за что не упустил бы случая завести шашни с мальчиком из Политеха. Вообще говоря, Вайнштейн да еще с сиськами, да еще в те годы для мальчика из Политеха был вроде манны небесной!
Нынешний ухажер Китти, которому только что стукнуло двадцать пять (в то время как самой Китти давно уже перевалило за сорок, но это строго между нами), как будто нарочно ждал этой минуты, чтобы войти в магазин. В руках у него была огромная охапка ирисов, неровно оборванные стебли которых стыдливо указывали на то, что их сорвали в чьем-то саду. Его звали Уилл Элам. Уилл-на-час — для Тесс. Выпускник университета, чересчур тощий и сухопарый на чей-то взгляд и слишком уж умный для Китти. Слишком умный — это опасно. Романы Китти обычно длились не больше двух, максимум трех недель. И слишком умные никогда не уходили по-тихому — вечно закатывали сцены, истерически требовали объяснений, но разве объяснишь человеку, что просто он надоел тебе до смерти?
— Ну, раз уж ты так понятно все объяснила, кажется, я догадываюсь, от кого мне досталась эта любовь к тестостерону, — хмыкнула Тесс.
Китти, ахая и охая по поводу цветов, даже головы не повернула в ее сторону. А Уилл не видел вообще ничего, кроме Китти. Он сейчас жил в зачарованной стране, государственный флаг которой был цвета кудрей рыжеватой блондинки, официальным запахом — аромат фрезии, а единственный звук, который он был в состоянии расслышать, — грудное, хрипловатое контральто.
— Я ухожу, — объявила Тесс — просто на тот случай, если кому вдруг придет в голову обратить на нее внимание. — Можете меня не провожать.
Глава 4
В кафе Тесс после долгих споров все-таки удалось настоять, что платить будет она.
— Я так понимаю, тебе что-то от меня нужно, — кислым тоном проговорил Мартин Тул.
— Фи, как грубо! Ну, а тебе никогда не приходило в голову, что мне просто надоело смотреть, как ты с величественным видом подписываешь чек, словно явился сюда специально для того, чтобы покормить бедную, голодную сиротку?
— Ага… и поэтому ты решила на этот раз заплатить сама, а потом потребовать от меня какой-то услуги. Угадал?
— Ну… может быть, — протянула она, бросив немного сахара в свой капуччино. Вилять не имело смысла. Тесс давно уже успела понять, что у Тула нюх, как у хорошей гончей, и вдобавок бульдожья хватка. К тому же он был любопытен, как муха. И живо интересовался тем, как идут ее дела, — возможно, потому, что именно он когда-то свел ее с Эдвардом Кейесом, своим бывшим коллегой. Тесс подозревала, что, уйдя в один прекрасный день в отставку, Тул тоже сделается частным детективом — конечно, если комиссару не придет в голову привести свою угрозу в исполнение и перебросить Тула в другой участок. Расследование убийств было призванием Тула. Можно было смело сказать, что именно ради этого он и родился на свет. И пока ему будет позволено этим заниматься, он будет вкалывать дни и ночи, не зная ни сна, ни отдыха и даже не помышляя о чем-то другом.
Правда, сейчас он не на работе, злорадно подумала Тесс, видя, как его взгляд то и дело обращается к пирсу, который был виден из окна кофейни.
— Их тут нет, — хмыкнула она.
— Кого? Ты о чем? — самым невинным тоном спросил Тул, как будто это вовсе и не он смотрел в ту сторону.
— О твоих двойниках. У них пауза. Вечно я путаю, который из них играет тебя. Та блондинка? Она ничего, только глаза посажены слишком близко. Или тот лысый, который курит?
— Он вовсе не лысый… во всяком случае, уже не лысый. И потом, если хочешь знать, он собирается уйти из этого шоу, даже если его продлят еще на следующий год.
— Вот это да! А я уж было решила, что ты не смотришь подобные вещи.
— Ну… об этом тоже ведь иногда пишут в газетах. А такие статейки я читаю очень внимательно — хочу убедиться, что из-за этого проклятого шоу где-нибудь на моем участке не случится стрельбы. Ты ведь знаешь, как это бывает — если им нужно, то они могут запросто перекрыть весь район, а это такая головная боль, что хуже не бывает. И почему-то им до смерти полюбился Хэмилтон. Наверное, потому, что тут, в районе Нортист, много живописных зданий. На экране все это выглядит очень здорово.
Тесс улыбнулась. Очень характерно для Балтимора — тут все просто-таки помешаны на имидже родного города и готовы из кожи лезть вон, даже если речь идет о криминальном шоу. А то, о котором шла речь, призванное живописать работу городского отдела по расследованию убийств, настолько органично вписалось в жизнь города, что как-то во время съемок в Феллз-Пойнт грабитель смешался с толпой актеров и вместе с ними благополучно доиграл эпизод, причем никто из съемочной группы попросту не заметил этого. Правда, съемки стали для города вечной головной болью — непонятно по какой причине телевизионщики облюбовали для этого городской пирс, находившийся по соседству с полицейским управлением. Однако шоу получило полное и безоговорочное одобрение властей. Да и неудивительно — после стольких лет, когда они скрежетали зубами от бессильной зависти к Лос-Анджелесу и Нью-Йорку, захвативших лидерство в этой области, было так приятно слышать, как какой-нибудь смазливый паренек чирикает с экрана: «Вилкенс-авеню» или «Форт МакГенри», даже если речь идет всего лишь о местном канале.
— Но ведь именно поэтому мы всякий раз встречаемся здесь, разве нет? Потому что ты обожаешь незаметно подглядывать за актерами.
— Вовсе нет. Просто я люблю кофе и терпеть не могу бары, — буркнул Тул. — И потом, ты ведь живешь в Феллз-Пойнт, не так ли? Так где же нам еще встречаться, по-твоему?
— Ну, можно в какой-нибудь другой кофейне.