Тесс, сморщившись, потерла лоб. Голова у нее раскалывалась от боли, которая волнами расходилась от переносицы. Скорее всего, начинался синусит. И хотя ей ужасно не хотелось портить Джекки настроение, но все же что-то ее смущало. Для чего вся эта спешка, гадала она. Их договоренность с мистером Моулом до сих пор оставалась в тайне. Тогда для чего было назначать встречу именно здесь? Почему дядя Дональд сразу предупредил, что разговор будет происходить в офисе генерального прокурора? Голос его по телефону звучал странно напряженно, ей даже показалось, что он тщательно подбирает слова. Тесс сильно подозревала, что их разговор прослушивается. Впрочем, что ж тут удивляться? Как-никак, они ведь нарушили закон. Вполне возможно, им устроят настоящий допрос, после чего потребуют прекратить всякие отношения с мистером Моулом. Это еще в лучшем случае, вздохнула Тесс.
Двери одного из трех лифтов распахнулись, и они увидели перед собой плотную, средних лет женщину.
— Вас ждут, — сказала она, кивком головы предложив им войти.
— Ждут? Сколько же их там? — ужаснулась Тесс.
Лифт пополз на десятый этаж.
— Только сам генеральный прокурор, начальник управления социальных служб города, ваш дядя и еще один адвокат, Дэвид Эдельман.
— Господи, а он-то там для чего?
— Простите, я не в курсе, — коротко ответила женщина. Она была низенькой, с огромной грудью, что делало ее до смешного похожей на голубя. И вид у нее был такой же самодовольный и напыщенный, как у этой птицы. — Я бы не просидела тут двадцать пять лет, если бы у меня была привычка совать нос в дела, которые не имеют ко мне ровно никакого отношения. Могу сказать вам только одно — все они весьма взволнованы. Все утро тут была страшная суматоха.
Это сообщение заставило Тесс перепугаться еще больше. Сердце у нее ухнуло в пятки. Она украдкой глянула на Джекки, но та по-прежнему безмятежно улыбалась, словно ровным счетом ничего не слышала. Похоже, Джекки снова начала надеяться, во всяком случае, на лице у нее было написано радостное возбуждение. Они вошли в офис генерального прокурора, и Тесс вдруг поймала себя на том, что тоже немного приободрилась. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — вся компания пребывает в состоянии паники. Похоже, секретарша не ошиблась. Во всяком случае, все они в растерянности и явно не знают, что делать. И вид у них такой, словно все сейчас зависит от Джекки. Но тогда почему глаза у дядюшки Дональда такие грустные? И почему он смотрит на них с таким виноватым видом, как его старый спаниель, когда его отсылают на место?
Генеральным прокурором оказалась женщина лет за тридцать, явно азиатского происхождения. Рядом с ней сидел глава управления социальных служб города, высокий, тощий темнокожий мужчина. Переглянувшись, они разом уставились на адвоката Эдельмана, словно спрашивая: «Ну, кто первый начнет этот разговор?» Он в ответ решительно покачал головой: «Ну, уж нет, только не я!» «И не мы!» — так же решительно отказались они.
— Ну, так как, собирается кто-нибудь что-то сказать? — не утерпел, наконец, дядя Дональд. — О господи, ладно, видно, тогда придется мне. Послушайте, Джекки, знаете, как это иной раз бывает — ищешь какую-то вещь, а она у тебя под самым носом?
Джекки молча кивнула. С лица ее до сих пор не сходила улыбка.
— Ладно. Итак, вы разыскивали свою дочь. Но вы исходили из того, что у нее теперь другое имя и другое свидетельство о рождении, и в общем-то это понятно, потому что именно так происходит, когда ребенка усыновляют. Но что, если этого не произошло?
— Не понимаю, куда вы клоните… — пробормотала Джекки. Улыбка мигом слетела с ее лица. Оно стало бледным и напряженным.
— Дело в том, что нам не удалось обнаружить ни одного свидетельства о рождении, которое могло бы привести нас к вашей дочери. Мой… э-э-э… приятель решил прогнать ваше имя и имя, данное вашей дочери при рождении, через компьютер после того, как поиск по общим параметрам не дал никаких результатов. Самое смешное, что через минуту он уже знал все, что искал. Видите ли, дело в том, Джекки, что она все время была здесь. Ваша девочка, Саманта Кинг.
— Вы хотите сказать… то есть где это здесь?!
— Здесь — это в приюте, — вмешалась в разговор генеральный прокурор. — Дочь ваша находилась на попечении штата с самого своего рождения. И остается до сих пор.
— Но… как такое возможно? — По лицу Джекки Тесс могла видеть, сколько разных чувств борются в ней — радостное волнение оттого, что дочь ее все-таки нашлась, и растерянность от сознания, что девочка все это время находилась в приюте, наконец уступило место подозрению, что это еще далеко не все. И Тесс была полностью с нею согласна — она тоже не сомневалась, что дело этим не кончится.
— Усыновления не было. Оно просто не состоялось, — смущенно продолжала прокурор. — Судя по нашим записям, агентство по усыновлению передало девочку на попечение штата, когда ей было четырнадцать месяцев от роду. Какие бы у них ни существовали договоренности на ее счет, дело, судя по всему, кончилось ничем, а подобрать других приемных родителей им, наверное, не удалось. Поэтому ее отдали в приют.
— Но с ней все в порядке? Могу я ее увидеть? Она так и живет в приюте или в каком-нибудь семейном детском доме? — зачастила Джекки.
— С вашей девочкой все чудесно, — заверил ее доктор Эдельман. — Она делает большие успехи.
Джекки круто повернулась к нему:
— А вам откуда это известно?
— Я, так сказать, ее приемный отец.
Любые слова были бессильны передать то гробовое молчание, что воцарилось в комнате вслед за этими словами. Такая тишина бывает разве что после удара молнии. Джекки и Эдельман сверлили друг друга взглядами. Лицо Эдельмана побледнело и осунулось, он разом весь ощетинился, словно собака, у которой собираются отнять кость. В глазах Джекки вспыхнуло что-то похожее на ненависть.
— Что-то не похоже, чтобы вы очень нуждались — учитывая ваш шикарный костюм и туфли от Балли, — мстительно бросила Джекки. — С какой же стати вам брать к себе чужого ребенка? Ведь не ради же пособия на нее, верно?
— Вы угадали. Мы взяли Сэм не из-за денег, а потому, что ребенку отчаянно нужен был родной дом. Мы с женой хотели удочерить ее официально, но не получили разрешения. Законы штата запрещают белой супружеской паре усыновлять детей смешанной крови. В том числе и в Балтиморе.
— Нет-нет, не совсем так. Закон этого не запрещает, — вмешался начальник управления социальных служб. Судя по надписи на бейджике, мужчину звали Роберт Дрейпер. — Юрисдикция каждого штата подразумевает свои собственные требования касательно факта усыновления. В Балтиморе работники социальных служб должны следовать рекомендациям некоторых достаточно известных организаций, а они считают, что в подобных случаях могут в первую очередь пострадать интересы самого ребенка.
Эдельман метнул в его сторону недовольный взгляд.
— Прекрасно, Роберт. В таком случае, может, ты заодно и объяснишь, каким образом Саманта Кинг оказалась в моем доме? Или это сделать мне?
Дрейпер неодобрительно фыркнул носом, ясно давая понять, что вовсе не рвется взять на себя роль рассказчика.
— Вы когда-нибудь слышали о деле, которое известно как Л. Дж. против Массинга? — спросил юрист, обращаясь к Джекки и Тесс.
Джекки покачала головой. Тесс что-то показалось смутно знакомым. Возможно, она уже слышала где-то фамилию Массинг.
— Это не она, случайно, была одно время секретарем агентства?
— Да, более десяти лет назад, как раз когда программа по усыновлению переживала острый кризис. Через агентство проходило неимоверное количество людей, практически никакого надзора за их работой не существовало. Словом, полная неразбериха. Юристы, занимающиеся общественными делами и работающие в тесном сотрудничестве с адвокатами, которые имеют частную практику, вроде меня, выдвинули обвинение против властей штата. Это было сделано от лица семерых детей, которых в свое время забрали у родителей, и, как выяснилось, только для того, чтобы поместить в семьи, где условия были еще хуже. Л. Дж. — это имя мальчика, который стал главным истцом.