— Но ты же влюблена, — говорит он.
И я печально подтверждаю:
— Да, я влюблена.
— И что теперь ты будешь делать?
— А сейчас все, чего я хочу, освободиться от желания загубить жизнь Деклану. Но я не утратила желания убить Беннетта. Я все еще хочу, чтобы он заплатил, но не ценной жизни человека, которого я так люблю.
— Разреши мне спросить тебя кое о чем. А сколько было Беннетту лет, когда он сказал, что подозревает, что твой отец избивает тебя?
— Одиннадцать.
Карнеги замолкает на некоторое время, затем продолжает:
— Он был просто мальчишкой. Невинным ребенком, который увидел что-то, что его очень напугало, он подумал, что твой отец избивает тебя, и первая его реакция была — оказать тебе помощь.
— Но он не помог, он только навредил, и мой отец умер, — сопротивляюсь я.
— Он просто пытался сделать правильно, он пытался защитить тебя, — заключает Карнеги, и вместо того, чтобы успокоиться, почувствовать себя защищенной, я чувствую, что мое состояние становится только хуже. — Могу я спросить у тебя кое-что еще?
Я киваю.
— А какое отношение твой отец имел к той истории, за которую его посадили?
— Мой отец был хорошим человеком, — восклицаю я.
— Я и не говорю, что он им не был. Но пойми, у каждого человека есть две стороны, твой отец был замешен в нелегальной перевозке оружия, да?
Мне потребовалась секунда, чтобы признать истину.
— Да. Был. Но он никогда никого не обижал, не причинил боль.
— Но он знал, что нелегальное оружие может кого-то ранить, может отнять чью-то жизнь. Он мог не спускать курок, но в своем роде причастен к убийствам. — Затем он медлит и продолжает: — И это не имеет отношения к тому, сказал Беннетт или нет, сам факт того, что он занимался этим, тянет за собой определенные последствия. Понимаешь, если бы твой отец не делал плохих вещей, даже жалоба Беннетта не смогла бы причинить вам вреда, но все сложилось, как сложилось.
— Я знаю, что ты пытаешься сделать, ты пытаешься быть голосом разума. Понять истинную причину.
— А прислушиваешься ли ты иногда к голосу разума? — спрашивает он, смотря проницательно в мои глаза.
— Ну, мой голос разума — это Пик, он испорчен и сломлен в той же степени, что и я. Мы ненормальные, я это знаю. Но когда ты растешь в такой обстановке, как мы, ты не можешь остаться невинным, святым, думать о белых облаках и голубом небе. Мой отец был хорошим человеком, он не заслужил такого. Беннетт, может, косвенно, но все равно причастен к его смерти. Оттого, что плохого парня посадили в тюрьму, и там он умер, мир не стал лучше, торговля оружием не прекратилась, убийства и все зло продолжают существовать вокруг нас, поэтому все, что ты говоришь, не имеет смысла…
— Так получается, ты не отказываешься от идеи мести?
— Я фантазировала с самого детства, как я себя буду чувствовать, когда лишу всех, кто причинил мне боль, жизни, — признаю я. — Мысль того, что я воплощу свою мечту, подарит мне удовлетворение. Облегчение. Умиротворение. Устранит все это, чтобы оно больше не могло причинить вреда всем.
— Ты не можешь жить так, желая смерти и оглядываясь назад.
— Я не оглядываюсь и не держусь за прошлое, я пытаюсь отпустить его.
— Ты лжешь сама себе, ты никогда не пыталась ничего отпустить, вместо этого ты вышла замуж за свое прошлое. И позволяешь контролировать прошлому всю твою жизнь. Ты встретила потрясающего мужчину, которого любишь, и он любит тебя в ответ, но у Беннетта есть власть над тобой, потому что он твой муж, и чем ты ближе к нему, тем большей ненавистью он наполняет тебя.
Его слова сильно ударяют меня. Но как же я могу отпустить то, что ранило меня так глубоко, что оставило шрамы даже в моем сознании? Затем слова срываются с моих губ:
— А как мне это отпустить?
— Это на самом деле очень просто, ты зачем-то все усложняешь, подпитываясь ненавистью. Ты нашла, что делает тебя счастливой, двигайся по направлению к этому, оставь прошлое позади, — говорит он мне, смотря на меня добрыми глазами. — Просто спроси себя и попытайся ответить честно, что делает тебя счастливой?
— Деклан.
Ответ выходит мгновенно, я даже не сомневаюсь ни секунды, прежде чем сказать это.
— Тогда иди к нему, найди его, и будьте счастливы, никогда не оборачивайся назад. И вскоре счастье наполнит тебя, залечит все раны, которые до сих пор саднят.
— Но ведь сейчас я здесь. Как же я вернусь? — я смотрю на него вопросительным взглядом, пока он подползает к краю листа, затем медленно переползает на кусок дерева и покидает меня.
— Карнеги, стой! Как же мне вернуться обратно? — кричу я, когда кувшинка начинает отплывать от дерева.
— Будь внимательней. Знаки, они ведь повсюду, — тихо говорит он мне. — Просто когда все будет хорошо, приди и навести меня, чтобы я знал, что ты смогла справиться со всем.
— Но, Карнеги, я ведь прихожу к тебе каждую ночь в моих снах.
— Но ведь то были просто сны.
— Карнеги, так это не сон? — спрашиваю я, немного растеряно от того, что это такое, что происходит, но его ответ совсем мне не помогает.
— Это твое пробуждение, — он разворачивает свое тело и ползет прочь от меня, затем пропадает в лесу.
Я продолжаю бесцельно дрейфовать по водоему, смотря в небо, обдумывая все то, что сказал мне Карнеги. Он прав. Мне нужно отказаться, сбросить оковы прошлого, если я не хочу больше таскать их за собой.
Часы проходят, пока я наслаждаюсь своим состоянием грусти, которое окружает меня. Вдруг я замечаю, что солнце начинает светить сильнее, пробиваясь через густые ветви, освещая темную воду яркими бликами. И затем я вижу свои знаки. Зеленые бутоны всплывают из темной мутной воды, выстраиваясь в стройную линию, их сотни. Один за другим лотосы распускаются и раскрывают свои лепестки, распространяя неземной сладковатый аромат. Они настолько прекрасны, что я не могу отвести от них взгляд, я щурюсь от солнца, наслаждаясь легким дурманящим запахом цветов, которые превращают это место в белоснежный рай.
Темнота.
Ничего, кроме темноты, не освещает мое сознание, хотя я прихожу в себя, но не могу очнуться. Я чувствую мягкость знакомой руки, легкий мужской аромат. Беннетт.
Мое тело пульсирует от боли, нестерпимой боли, но когда пытаюсь сдвинуться, я не могу. Когда пытаюсь разомкнуть веки, я не могу. Но я чувствую прикосновения Беннетта. Я ощущаю его запах. Я слышу тихие щелчки и звуки аппарата, который отмечает мою жизнедеятельность, затем я понимаю, что я в больнице.
Последняя вещь, которую я помню, что я лежу на полу в столовой, а Пик с невероятной жестокостью пинает меня в живот. В мой живот!
Мой живот!
Мой малыш!
Я не могу очнуться. Но хочу ли я этого? Я уже потеряла Карнеги. Хочу ли я очнуться и встретиться с ужасом, что меня окружает? Что произошло с Пиком?
Зачем он это сделал?
— Мистер Вандервол, — мягкий женский голос раздается вблизи, но я не могу видеть ничего, потому что нахожусь в коматозном состоянии.
— Наконец, — говорит он, в его голосе можно слышать беспокойство. — Что происходит? С ней все будет хорошо?
— Она находится в стабильном состоянии, но у нее было большое внутреннее кровотечение. К несчастью, у нее произошло фетоматеринское кровотечение, это когда кровь плода поступает в кровоток матери, и когда она прибыла к нам на скорой, она уже потеряла ребенка.
Нет! Боже, нет.
Всеми силами, которые еще сохранились во мне, я пытаюсь сдвинуться, пытаюсь сделать хоть что-нибудь. Я хочу закричать, заплакать, хотя бы сдвинуться с места.
— Ребенок? — удивленно спрашивает Беннетт. — Какой еще ребенок?
О, боже!
— Ваша жена была беременна.
— Нет. Тут какая-то ошибка. У моей жены эндометриоз 3 степени. Она просто не может забеременеть, — отказывается принимать правду Беннетт.