— Привет, старина. Ты что здесь делаешь? В гражданке. В отпуске, что ли, в Москве? — набросился с вопросами Анатолий на ошарашенного неожиданной встречей Резуна.
— Да нет, знаешь, я… — запинаясь и краснея, начал что-то сбивчиво лепетать Владимир.
— Да ладно, не объясняй, я слышал от ребят, что ты служишь в ПрикВО, во Львове, — продолжал уже не так активно наседать Анатолий, обрадованный встречей с товарищем.
— Да, я служил там, а сейчас… — Резун хотел перейти к своей легенде и сказать, что уволился из армии и учится, но запутался с первых слов, прочитав по лицу товарища, что тот как-то недоверчиво на него смотрит.
— Что ты темнишь, дружище? — перебил его Ворончук. — У тебя есть время?
— Вроде есть немного, — отвечал Владимир неуверенно.
— Ну и прекрасно, пойдем пропустим по стопарю и поговорим, — предложил Ворончук.
Через некоторое время друзья сидели в кафе в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького в чешском павильоне, пили модное в то время пиво «Пилзнер», закусывали ароматными шпикачиками и беседовали. Вспоминали ребят их суворовского училища, обсуждали, кто, где, как устроился. Поскольку Анатолий служил в Москве, ему удавалось поддерживать контакты со многими бывшими суворовцами, по традиции ежегодно встречаться с ними у хвоста коня князя Юрия Долгорукого. Володя слушал с удовольствием о судьбах товарищей. Много интересного рассказал Анатолий об однокашниках.
В конце встречи, слегка опьянев, Резун намекнул товарищу об учебе в Военно-дипломатической академии Советской армии. Анатолий и без того понял, где обитает Резун, но не стал ставить его в неловкое положение и задавать лишние вопросы. Они расстались друзьями, договорились о новой встрече, по-братски обнялись.
Такие курьезные случаи нередко происходили со слушателями ВАСА, и не только в огромном городе Москве, но и за рубежом и даже с нелегалами.
Описан случай, когда наш разведчик-нелегал Абель в Гамбурге до войны рано утром проходил около морского порта. На улице не было ни души. Вдруг словно из-под земли вырос какой-то здоровенный матрос и, обращаясь к Абелю на русском языке, спросил:
— Мужик, где здесь можно отлить?
— Вон там, в подворотне, — ответил Абель по-русски и пошел своей дорогой.
Но были и другие случаи. Один наш товарищ, назовем его X, учился в одной роте с Резуном в суворовском училище, а затем несколько позже в Военно-дипломатической академии Советской армии, встретив товарища (в ситуации, подобной описанной) на трамвайной остановке, повел себя по-другому.
— Привет, Вася, — вскричал товарищ по СВУ и хотел уже броситься в объятия к X.
— Извините, товарищ, вы меня с кем-то спутали. Мы с вами не знакомы, — холодно ответил X, повернулся и зашагал в другую сторону. Потом X успешно окончил ВАСА, отлично поработал за рубежом и дослужился до генерала.
В 1972 году у Владимира Резуна родилась дочь Оксана. Вероятно, глубоко засела в сердце у Владимира девочка с Дарницы, раз назвал своего первенца в ее честь.
В конце учебы у Владимира появилось желание заняться информационно-аналитической работой, он даже взялся за написание научного реферата, который озаглавил: «Сионизм и разведка». Работа потребовала много времени, пришлось серьезно покопаться в литературе по этому скользкому вопросу, которую не так-то просто было достать. В конце концов Резун представил законченный труд своему руководителю. Тот посмотрел реферат, положительно отозвался о проделанной работе, но предложил вернуться к ней после командировки уже на более солидной основе, с использованием иностранной литературы и практики работы за рубежом. Преподаватель считал, что Резун сможет использовать материалы реферата для написания диссертации.
Особняком в программе академии стояла марксистско-ленинская подготовка. Лекции по ней читали кандидаты и доктора философских наук, солидные и важные. Читали скучно и неинтересно, оторвано от реальной жизни.
Слушатели были с высшим образованием и изучали этот предмет чуть ли не с пеленок в каждом учебном заведении, так что с основными положениями марксистской философии были знакомы. В академии основной акцент делался на изучение первоисточников, уделялось внимание и критике буржуазных философских теорий. Но последняя носила формальный, оторванный от жизни характер. Преподаватели кафедры марксизма-ленинизма в большинстве своем сами за рубежом никогда не работали, а потому не сталкивались с капиталистической действительностью. Им не доводилось участвовать в философских дискуссиях с нашими идеологическими противниками. И естественно, они не могли и научить эффективным способам борьбы с ними. Они капитализм знали по газетам и книгам. От слушателей требовалось только знать, как Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин смотрели на ту или другую проблему, а мнением самих слушателей по данному вопросу никто не интересовался.