На выпускном вечере царило настоящее братство. Ведь одной семьей прожили они семь долгих лет. Это не шутка. Они были больше чем братья.
Какие только тосты не раздавались! Выпив лишнее, Сашка Р. кричал: «До встречи в Нью-Йорке!» — очевидно, мечтая о том, что в скором будущем социализм победит во всем мире. Клялись в верности кадетскому братству, в том, что везде и всегда будут сохранять суворовские славные традиции. Договорились ежегодно встречаться у хвоста коня князя Юрия Долгорукого в Москве в День Победы 9 мая и через каждые пять лет в Воронеже в Петровском парке.
В тот памятный вечер Владимир первый раз в жизни попробовал спиртное. Голова пошла кругом. Резун не помнил, сколько и что он пил. На следующий день командир роты подполковник Полежаев, увидев в спальне беспорядок вокруг Володиной кровати, брезгливо бросил: «Эй ты, не умеешь пить водку, пей воду. Быстро убрать все это безобразие!» Повернулся и вышел из спальной комнаты.
Это было первое «крещение» Резуна. Потом он всегда знал свою слабость и никогда сильно не перепивал.
Через несколько дней пришла разнарядка из Киевского высшего общевойскового командного училища, и Владимир отправился к новому месту службы. Суворовское училище Ре-зун окончил середнячком, не выделяясь среди своих сверстников какими-либо способностями и талантами. В Подольском военном архиве сохранилась характеристика на выпускника Калининского суворовского военного училища суворовца Резуна Владимира Богдановича. Вот что в ней отмечалось:
«Воспитанник Резун В.Б., 1947 года рождения, поступил в 1958 году в Воронежское суворовское военное училище и окончил его в 1965 году с общим баллом аттестата зрелости 4,3.
За время обучения показал себя дисциплинированным, любящим военное дело воспитанником со средними умственными и физическими способностями. По характеру застенчив, болезненно воспринимает критику в свой адрес, с товарищами и старшими робок, раздражителен и иногда несдержан».
Из суворовской выпускной роты 1965 года только одна треть продолжила военную карьеру и отправилась в военные училища и академии. Две трети прагматиков, вероятно, уже тогда определили и предвидели неперспективность службы в Советской армии, считая, что, если они станут офицерами, им больше взвода не дадут и дальше Кушки не пошлют. Их это не устраивало, и они или их родители решили сменить военную форму на штатское платье. Бог им судья.
Вроде бы и немного времени прошло между этими двумя выпусками — 1945-го и 1965-го. Что такое два десятка лет? Но вот парадокс. Суворовцы военного лихолетья, за редким исключением, в военной службе видели свое призвание, 90 процентов из них продолжали службу в офицерских училищах, после окончания которых многие писали рапорты с просьбой направить их в отдаленные гарнизоны на Камчатку, Сахалин, Курилы, в Среднюю Азию. Ребята хотели испытать себя на прочность.
Глава 2
ПУТЕВКА В ЖИЗНЬ
Кто к знамени присягал единожды, тот у оного до смерти стоять должен.
Из Калинина в Киев ехали с пересадкой в Москве. Группу бывших суворовцев из десяти человек, переодетых в курсантскую форму киевского училища, торжественно провожали на вокзале. Оркестр играл «Прощание славянки». На перроне собрались офицеры училища, преподаватели, знакомые девушки. Цветы, смех, прощальные поцелуи, у некоторых слезы на глазах, пожелания счастливого пути, успехов в учебе. Настроение у отъезжающих приподнятое, но нотка грусти все же присутствует: прощай, училище, до свидания, друзья!
Поезд тронулся, провожающие замахали руками. Кто-то из отъезжающих суворовцев еще раз поцеловал свою любимую девушку и, догнав медленно идущий поезд, прыгнул на ходу на подножку вагона.
Резун чувствовал себя счастливым человеком. Ему восемнадцать лет. Впереди новая, незнакомая и полная надежд интересная жизнь.
Состав продолжал набирать скорость, увозя все дальше от города молодых людей в курсантских погонах, едущих навстречу своей неизвестной судьбе. Как она сложится, известно только Господу Богу.
Через несколько минут еще не остывшие от проводов, возбужденные, они разместились вдесятером в одном купе. На столе неизвестно откуда появились бутылки, нехитрая закуска: помидоры, огурцы, колбаса, хлеб. В купе стало шумно. Каждый старался что-то сказать. И все разговоры только об одном: о суворовском училище, о годах, проведенных в Воронеже и Калинине. Семь лет не шутка. Да каких лет!
В Киевском высшем военном общевойсковом училище Резун попал в суворовскую роту. Из ста курсантов девяносто пять были суворовцы из разных училищ. Через несколько дней приняли присягу. На огромном плацу перед зданием училища выстроились ротные «коробки» курсантов в парадном обмундировании. Прозвучала команда «смирно», и под торжественные звуки духового оркестра перед замершими курсантами пронесли знамя училища. Начальник училища, офицеры в парадной форме с орденами и медалями на груди. Курсанты по одному выходили из строя, целовали знамя, зачитывали текст присяги. Владимир вспоминал, что у него почему-то задрожали руки, когда, читая присягу, дошел до слов: «…и если я нарушу мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся». Позже он объяснял свое поведение тем, что служба в армии для него была не просто выполнением священного долга перед Отечеством, но и продолжением дела своих предков. Поэтому сама мысль о возможности нарушения клятвы вызывала чувство страха и волнения.
После принятия присяги в училище начались трудовые будни. Резуну нравилось учиться, он с интересом относился к новым для него предметам: тактике, огневой подготовке, изучению материальной части оружия и техники, вождению, истории военного искусства. Суворовцам после солидной общеобразовательной и военной подготовки новые знания давались легко. А строевая и физическая подготовка была привычным делом. Многие имели спортивные разряды, некоторые были победителями суворовских и нахимовских спартакиад, чемпионами городов, военных округов в самых различных видах спорта. Например, товарищ Резуна Геннадий Митрофанов — по прыжкам в высоту. Резун в силу своей физической слабости и конституции не имел каких-либо достижений в спорте, но вполне укладывался в нормативы, предъявляемые к курсантам военных училищ.
Но даже любимое и оттого доставляющее удовольствие дело можно превратить в самое неприятное занятие. Кто-то из великих писателей однажды высказал такую справедливую мысль: «Если бы захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным образом, то стоило бы только придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмысленности». Именно так поступал помощник командира взвода сержант Никитин, когда проводил занятия по строевой подготовке. Это был невысокий, складный, подтянутый, с неброской, незапоминающейся внешностью человек. Его злило и доводило до бешенства, что суворовцы, которыми он командовал, были значительно образованнее и во многом превосходили его. Есть люди, подобные хищникам. Власть пьянит их, кружит голову. Издевательство над подчиненными доставляет им наслаждение. У Никитина был ярко выраженный комплекс Наполеона.
В армии такие факты встречаются довольно часто. Дедовщина является одной из форм надругательства над личностью. Сержант Никитин, обозленный на своих подчиненных, испытывал наслаждение, придумывая различные ухищренные формы издевательств.
Отрабатывая приемы с оружием на строевой подготовке, он командовал:
— По разделениям на плечо, делай раз!
По этой команде курсант поднимал карабин до уровня плеча. Никитин медленно двигался вдоль строя, поправляя некоторых, и не спешил подавать следующую команду «два», по которой карабин кладется на плечо. Через небольшой промежуток времени рука в таком положении немеет от тяжести. Как-никак карабин «СКС» весил около четырех килограммов.
— Не опускать руку! — кричал Никитин, заметив, что кто-то ее опустил.