- Денис, это ты? Ты почему молчишь? Я уже подъезжаю к городу. Скажи мне номер больницы!
- Надя, - сипло сказал он, - прости… Я уснул, не вовремя совсем. Я сейчас тебе смску сброшу. Только ты возьми такси, ладно?
- Понятное дело, - сердито отозвалась она.
Ну вот, не хватало ещё с ней поссориться…
«Поссориться… Ты всегда думаешь о себе! А если с ней что случиться?»
«Не надо!»
Денис мысленно прогнал спорщика. И так тошно, ещё и мысли эти…
Чтобы отвлечься, он принялся разглядывать незнакомца, который разбудил его.
Это был высокий мужчина со встрёпанными рыжими волосами. Непонятно было, всегда ли он носит такую прическу, или просто не успел причесать их, а может они просто были жёсткие и непослушные. На круглом лице были рассыпаны редкие веснушки, над ними аккуратно возвышался прямой, немного расплющенный нос. В уголках глаз теснились морщинки, которые говорили о том, что этот человек любит посмеяться. Уголки губ, едва заметно отогнутые вверх, подтверждали это, несмотря на то, что сейчас эти губы были сжаты в одну прямую линию. Прямые брови были напряжены, оттеняя тонкие складки между ними. Вероятно, человек о чём-то думал, и, тем не менее, вид его располагал к себе. Да и Денису было легче оттого, что рядом кто-то был.
На широких, но худых руках человека из-под рукава чёрного свитера виднелись большие круглые часы. Лампы отражались на белом циферблате, и из-за этого сложно было разглядеть стрелки. Мужчина скосил на них глаза, вздохнул. И снова посмотрел на Дениса.
Чтобы разорвать тягостную тишину, а с ней и нестихавшую тревогу, Денис спросил:
- Вы кого-то ждёте здесь?
Мужчина грустно усмехнулся:
- Жду… Сейчас оперируют одного моего хорошего знакомого.
Денис кивнул.
«Ну вот, ещё кому-то сейчас очень тяжко… Ты не один такой. И Юрка – тоже…»
«Не один… Но мне от этого не легче. И ему…».
- А у тебя здесь тоже кто-то? – спросил мужчина, глазами указав на дверь оперблока. Денису не очень нравилось, когда к нему обращались на «ты». В университете уважительно говорили «Вы». Но сейчас это его не тронуло. Он сказал, медленно подбирая слова, потому что они совсем не шли в голову:
- У меня там друг… Сказали, что поздно привезли… Может быть спасут, а может… - почему-то очень страшно было говорить слово «нет». Простое, казалось, слово… Почти любимое…
- А что такое случилось? – тихо спросил человек.
- В него кто-то стрелял. Мы шли домой с электрички… Я не знаю даже… - так невовремя перехватило горло.
Рыжие глаза потемнели.
- Что же такое?! А сколько лет твоему другу?
- Девятнадцать…
Денис понял, что стоять ему неудобно. Сел рядом, уставился на трещину в стене.
«Если стреляют в хороших людей, то где оно, это добро?»
«А Надя?»
«А где гарантия, что её у меня тоже не отнимут?»
«А где гарантия, что Юрка - хороший?»
«А какой он?! Он никому не делал ничего плохого… Мне с ним хорошо. И вообще он просто Юрка. Мой друг…»
«А может ему там будет лучше… Что ты так привязался к нему?»
«Лучше… Я не знаю»
«Ты просто думаешь, что смерть – она страшная. Ты не думал, что это просто переход?»
«Куда переход? Иди ты…»
А правда, почему он боится её? Потому что это - неведомое? Или потому что он, Денис, не хочет исчезнуть и раствориться в пространстве… Но такого не может быть! Иначе – зачем всё это? Творить, суетиться, не спать ночами, смотреть фильмы, работать, любить, чтобы потом – раствориться? Не, это как-то неправильно… Даже на асфальте остается след. Даже вода меняет структуру… А здесь – человек… Да и представить он такого не может, чтобы его совсем не было. Когда пытается – всё равно рядом с темнотой чувствует своё присутствие…
Может, просто тяжко навсегда расставаться с человеком? Ведь никто ещё оттуда не возвращался и неизвестно, увидим ли мы их, когда тоже уйдём…
Хочется верить, что там за гранью что-то есть.
Тогда почему – страшно? Почему?!
Кажется, он сказал это вслух. Потому что, сидевший рядом мужчина негромко сказал:
- Такая жизнь.
Эти слова всколыхнули в нём бурю. Он хотел уже ответить что-то не очень хорошее, как встретился с его глазами. Не было в них упрёка или непонимания. Они горели даже не сочувствием, а просто скоплением боли. Не физической, а той, которая мучила сейчас Дениса. Но… Не было в них безысходности. Что-то было там, за этой болью, за тревожным ожиданием… Привлекало Дениса, и как-то успокаивало его… Поэтому он лишь сказал: