Тошка хотел, чтобы брат был счастлив. Не так, чтобы вот прям хотел причинить ему счастье, просто ему неуютно было видеть Славку расстроенным. Не так.
Это ощущение было похоже на чувство вины перед отцом. Только намного сильнее.
Как он, Антон, будет жить, видя Славку тоскующем по матери, и молчать, зная при этом, как ему помочь?!
А как он будет жить без Славки?! Зная, что он счастлив, но без него?!
Это было невыносимо.
Он слез с кровати. Постоял, глядя на спокойное лицо спящего братишки. Доброе такое и беззащитное… Малыш спал в своей излюбленной позе «эмбриона», поджав коленки. Тошка накинул на них одеяло. Славка вдруг заворочался и повернулся на другой бок. Антон постоял с минуту, прислушиваясь к его тихому сопению, потом подошёл к окну, приоткрыл его. Рассеянно посмотрел на стол: на нём одиноко чернел телефон и пистолет – игрушка, из-за которого они сегодня чуть не поссорились…
«А я зачем-то сердился на него…»
«Что имеем не храним…» - откликнулся собеседник. А дальше там как?
Тошка не мог вспомнить конец этой пословицы, которую он однажды тоже увидел в «контакте»…
Обратно в постель не хотелось, и он, задумчиво постояв возле стола, понял, что хочет чаю. И не просто чаю, а с чем-нибудь съедобным.
Антон тихо вышел из комнаты и увидел в конце коридора слабый свет.
«Забыли выключить что ли?» - удивился он и легонько толкнул дверь кухни.
Нет, не забыли. На кухне, за столом, сидела мама.
Глава 20
Мать
Увидев Антона, она сразу обернулась. Качнула головой, отряхивая тёмные пряди чёлки, съехавшие ей на глаза.
- Тошка, ты чего? – и очень пристально посмотрела на него.
Тошка хорошо знал этот прищуренный мамин взгляд. Никуда от него не деться. Казалось, будто она читает его, как раскрытую книгу. И сейчас, вероятно, что-то зацепило её внимание на страничке этой книги: едва заметно приподнялись брови, губы дрогнули, и она кивнула на пустевший рядом стул:
- Так… Ну-ка, садись.
У Тошки не было сил спорить или сопротивляться.
- Я есть хочу, - сказал он.
Мама встала, чмокнула холодильником.
- Есть макароны с тушёнкой… Или тебе чаю?
- И чаю, и макарон, - ответил Тошка. Он не очень любил их, но что делать? Нужно было как-то угомонить голодный желудок…
Сонно зашумел газ. Мама поставила сковородку на плиту и повернулась к Антону. Напряглась.
- Что тебе сегодня сказал Валера?
Тошка молчал. Мама наклонилась к нему, и Антон заметил, что под глазами у неё синеватые круги. «Устала… - пожалел он её, - почему она не спит?..» Глаза встревожено ждали ответа.
- Ты сказал неправду про Юрку?
Тошка замотал головой.
- Нет… Правду. Мама, Юрка здесь ни при чём. Точнее при чём, но с ним всё в порядке, - он вспомнил вдруг Славку и разбитую лампочку, коротко улыбнулся и погрустнел, - тут другое…
Мама выпрямилась, пошуршала лопаткой в сковородке: макароны недовольно затрещали. Закрыла крышкой, убавила газ и села рядом с Антоном.
- Так что же?
Как ей сказать? Это же невозможно!
Почему мы так волнуемся, когда хотим сказать близкому человеку неожиданную новость? Боимся реакции на неё?
Или перемен?
А тем временем, мама ждала. Откинулась на стул, наклонила голову. Снова прищурилась и осторожно спросила:
- Антон, ты хочешь мне сказать что-то важное? Я уже заранее волнуюсь.
- Мам… Не знаю…
- И всё же, ты пришёл сюда не из-за голода.
- Из-за голода, - Антон опустил глаза, глубоко вдохнул: это часто добавляло ему решимости в ответственные моменты, - точнее не только из-за голода.
Мама вскочила, выключила газ.
- Прости, - сказала она и снова села, - ну?
- Мам, положи мне макароны.
«Решайся уже!»
«Я не могу!»
«Ну и ладно, жри свои макароны и вали спать. А завтра скажешь, что ничего не было… А Валере соврёшь, что Славка никуда не хочет…»
Мы боимся перемен.
«Нет!» - крикнул Тошка самому себе. И стал разглядывать разноцветные клеточки на маминой рубашке – она любила их, мужские, широкие, длинные фланелевые рубашки, она в них спала, и в них она была очень красивой, особенно, когда, собирала волосы в короткий задорный хвостик… Сейчас Тошку смущали эти прямые линии, которые пересекались со множеством других, образуя множество клеток… Тошка поморгал и тихо сказал, не дожидаясь, пока мать повернётся к нему: