Я никогда не думала, что захочу иметь ребенка. Даже не думала о вероятности. Но вот у меня он есть, и я не знаю, как себя чувствую по этому поводу. Я напугана, мне страшно, но в то же время меня переполняет сильное стремление защитить того человечка, что развивается, растет во мне. У меня никогда не было чего-то, что принадлежит только мне, знать, какой прогнивший этот мир, и ощущать, что маленький комочек находится во мне в безопасности — это несравнимо ни с чем.
После того как одеваюсь, я направляюсь на выход. Когда поток холодного воздуха ударяет мне в лицо, я чувствую себя напуганной, потому что понимаю, насколько моя жизнь фальшивка. А ребенок — реальное, правда.
Что он значит для меня? Сможет ли он выжить и увидеть этот мир? Хочу ли я этого? Вопросы прибавляются и прибавляются, словно образуя снежный ком, что норовит смести все на своем пути. Я не замечаю ничего. Вокруг меня идут люди, сигналят машины, жизнь движется. Ветер усиливается, ударяя сильным потоком мне по лицу, и внезапно я начинаю рыдать, открывая себя перед случайными прохожими.
Я выхожу из машины, мне нужно прогуляться, мне просто нужно двигаться. Время все идет и идет, а я бесцельно брожу по улице. Скажу ли я Беннетту? А если он узнает, что это его ребенок, вдруг его?! Боже, могла бы я убить отца нашего ребенка?
Да, могла. Я бы сделала это, потому что от одной только мысли о том, чтобы разделить с ним это, меня тошнило. Мысль о необходимости смотреть ему в лицо, мысль о том, что я подарю ему ребенка, счастье и радость, от всего этого меня тошнило.
Я отчаянно нуждаюсь в чьей-нибудь помощи. Чтобы кто-нибудь пришел и обнял меня, сказал, что все будет хорошо. Чтобы позаботился обо мне, подержал за руку и отогнал прочь все мучения. Мне надоело постоянно чувствовать одиночество.
Я спускаюсь с бордюра и начинаю пересекать улицу, когда слышу рев двигателя. Я вздрагиваю, поднимаю голову и сквозь пелену вижу, что автомобиль мчится прямо на меня, и я застываю на месте.
— Нина! — в панике кричит мужской голос.
Я закрываю глаза, еще больше слез начинает стекать по лицу, когда что-то врезается в меня. Я больше не стою на ногах, меня несут на руках, и когда меня ставят обратно на землю, я уже знаю по запаху, что я в безопасности.
Деклан.
— Ты в порядке? — спрашивает он, когда я открываю глаза и смотрю на него, а затем рассматриваю окружающее пространство. Я в фойе его отеля.
— Что произошло? — шепчу я, отводя взгляд от стеклянных дверей, которые ведут на улицу, заполненную машинами.
— Я был в своем кабинете, когда увидел, как ты идешь. Я вышел на улицу, чтобы перехватить тебя, и в этот момент ты вышла на проезжую часть. О чем, мать твою, ты думала?
— Я не… — мой голос дрожит, и затем как фарфоровая кукла я падаю и разбиваюсь. Упав в его объятия, всхлипы начинают вырываться из меня. Он быстро поднимает меня на руки и идет через фойе к лифту. Он не говорит ни слова, пока я плачу, обернув руки вокруг его шеи. Он держит меня как ребенка и успокаивает так, как может только он, шепча:
— Шшш, малышка. Я держу тебя, — тихо произносит он. Двери лифта открываются, и он заходит в свой пентхаус, кладет меня на диван и приседает рядом.
Когда я опускаю голову на руки, он убирает их, и я не могу остановить слезы, когда смотрю на него. Черты его лица пересекает тревога, и я знаю, что никак не смогу держать это от него в секрете, потому что нуждаюсь в нем так сильно. Я хочу, чтобы меня утешил именно он. Он единственный, кого я хочу. Поэтому, когда он спрашивает:
— Детка, что случилось? Ты пугаешь меня.
Я, не колеблясь ни секунды, говорю:
— Я беременна.
Я наблюдаю, как на его лице появляется болезненное выражение, которое разбивает мое сердце. Он закрывает глаза, его лоб мучительно морщится, когда он умоляет:
— Пожалуйста, скажи, что это не от него, — его голос трескается точно так же как и мое сердце, и я говорю ему то, что он хочет услышать, и что хочу я, что желаю — сказку, которой никогда не будет — говоря:
— Не от него.
Он открывает глаза, и слезы выскальзывают из них.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что в том месяце я только начала спать с тобой, и держалась подальше от Беннетта. Его частенько не было в городе, поэтому он не подвергал сомнению мои отказы, — мои слова абсолютная ложь.
— Но я думал, что ты не можешь забеременеть?