Я никогда не сталкивалась ни с кем похожим на него. Его отношение к чему бы то ни было полностью завораживает и поглощает. Когда я не с ним, единственное, о чем я могу думать, как встретиться с ним. Он стал для меня чем-то вроде моего кислорода. Без него я задыхаюсь.
— Как ты, любимая? — слышу я голос Деклана, когда он заходит в ванную.
— Лучше. Горячая ванна помогает лучше, чем горячая грелка.
— Ты здесь уже очень долго.
Погружаясь немного глубже в горячую ванну, я поднимаю взгляд на Деклана. Он возвышается надо мной. Его мощная мужественная челюсть покрыта вечерней щетиной. Жесткие линии его груди, сильные мышцы, рельефный пресс. Он красивый мужчина, одетый в простые темные джинсы. Внезапно, я чувствую такую горечь, что не могу быть рядом с ним, одинокая слезинка скользит по моей щеке.
Присаживаясь на корочки, он кладет руки на колени и говорит:
— Милая, что не так? Что происходит?
— Я не хочу уходить.
Мой голос едва выше шепота, слезы не перестают катиться из глаз. Я никогда не была такой уязвимой ни перед кем. Я никогда не открывалась так, Деклан единственный, кто видит меня такой.
Доверие.
Как-то он смог этого добиться, что-то сделал, что я стала доверять ему. Он полностью завладел частью меня, той частью, что даже не доступна Пику, потому что Пик только заполняет эту часть, когда мы видимся, а Деклан находится в моем сердце, душе, разуме постоянно.
Я слышу всплеск воды, и когда открываю глаза, то вижу, как обнаженный Деклан шагает в ванну, я продвигаюсь немного вперед, чтобы у него было достаточно места, расположиться позади меня. Когда Деклан усаживается, он заключает меня в объятия, проводя рукой по влажным волосам, я же провожу руками по его ногам и отклоняюсь назад, вжимаясь в него.
— Наклонись вперед, — говорит он, и я делаю это. Деклан начинает массировать мою поясницу. — Хорошо?
— Очень хорошо, — говорю я ему. У меня сейчас сильные боли в животе, такие же, как и те, что заставили меня обратиться к врачу, неделей ранее. Деклан стал очень волноваться за меня, когда проснулся среди ночи и нашел меня, спящей в ванне, полной воды. Он настоял на том, чтобы мы позвонили доктору, и она прописала какие-нибудь обезболивающие, но с того момента, как я узнала, что беременна, я больше не могу принимать их, потому что они могут повлиять на развитие ребенка и навредить ему. Поэтому большую часть времени, я провожу в теплой ванне, которая помогает облегчить мое болезненное состояние. Доктор сказал, что при беременности с диагнозом «эндометриоз» это привычное действие.
— Я не могу пережить, что ты должна уезжать от меня, когда тебе настолько плохо.
— Я не хочу уходить, Деклан. Не хочу.
— Не уходи. Останься тут со мной. Я не могу нормально соображать, когда ты с ним.
Подтягивая колени к груди, я оборачиваю руками ноги, произнося просьбу:
— Поговори со мной, поговори.
Я нуждаюсь, чтобы он что-то говорил, мне необходимо избавиться от печали, которая постепенно поглощает меня.
— О чем ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?
— Расскажи мне о твоем доме в Шотландии. На что он похож? Какой он?
Он притягивает меня ближе к своей твердой груди, хватает губку и нежно проводит по моим рукам и спине.
— Большее количество времени там дождливо, — начинает он, я опускаю голову на его крепкий и сильный бицепс. — Зеленые холмы испытывают недостаток солнечного света. Но пейзаж в сельской местности там восхитительный.
— Так твой дом находится в сельской местности?
Он проводит губкой по моей шее, затем по груди, отвечая:
— Да. Это к югу от Эдинбурга в Галашилсе.
— Как там? Как выглядит твой дом? — я продолжаю задавать вопросы, сидя с закрытыми глазами, наслаждаясь его голосом и прикосновениями.
— Особняк называется «Брауншвейнг Хилл». Он был построен в середине девятнадцатого века, дом выполнен в неоклассическом стиле викторианской эпохи, но он полностью отреставрирован пару лет назад.
— Но все-таки ты здесь.
— Да, знаю.
— Ты хоть раз там ночевал?
— Нет, я нанял кое-кого, чтобы присматривал за местом, но я там толком не останавливаюсь, — отвечает он мне.