— Возможно, — шепчу я и перекатываюсь на живот. И затем я вижу, где я. Большие зеленые травинки тянутся вверх от земли. Гигантские деревья растут возле темной воды. Сверкающие огромные цветы освещены полной луной, распространяя ее свет по множеству красочных, экзотических цветов: розовых, оранжевых, желтых и нет ни одного лилового. И когда я опускаю взгляд, я вздыхаю в благоговейном трепете и осознаю, почему Карнеги не выглядит таким уж крошечным. Мое тело — труба розового и черного цвета, и когда я смотрю обратно на Карнеги, он смеется:
— Это захватывающе, правда?
— Я — гусеница, — изумленно произношу я. — Карнеги, ты видишь это?
— Вижу.
И затем все сходится. Я, наконец, понимаю. Я здесь… в волшебном лесу… и я гусеница, которая плывет по водоему, который кажется океаном, потому что я такая крошечная. Я начинаю смеяться, пока мы плывем на нашем плоту из листа кувшинки.
— Приятно видеть, что ты улыбаешься, — говорит он, когда я ползу по зеленому, огромному листу, упиваясь моей новой формой.
Ползая, я спрашиваю:
— Прошло много времени с тех пор, как я чувствовала себя свободной.
— Могу я задать тебе вопрос?
Хихикая, я сворачиваюсь в шарик, обнаруживая, что могу перекатываться. Я несколько секунд занята, играясь сама с собой, перекатываясь снова и снова, затем осознаю его просьбу и отвечаю ему:
— Да, конечно.
Я выпрямляюсь и подползаю к нему.
— Почему ты чувствуешь, будто была в аду?
Его вопрос немного приостанавливает меня, и я расправляю тело на листе кувшинки, затем говорю ему:
— Это всегда был ад, Карнеги. Но в последнее время этого стало слишком много.
— А что произошло недавно?
— Это длинная история.
— Оглянись вокруг, — говорит он неторопливо. — У меня нет ничего, кроме времени, его у меня бесконечность.
— Я понимаю, но рассказывать все, это не то, чего я хочу на данный момент.
— Тогда расскажи мне, что случилось недавно.
Я моргаю, затем поднимаю глаза к черному бархату неба, сияющим звездам, и говорю ему:
— Я влюбилась.
— Ах, любовь.
Он говорит так, будто познал вечную истину, поэтому я спрашиваю:
— А ты когда-нибудь был влюблен?
— Я? — он переспрашивает, смотря на водную гладь. — Нет. Я стал гусеницей, прежде чем испытать какую-либо сильную эмоцию. Но мне интересно, почему ты чувствуешь, что это ад.
— Нет, любовь не является частью этого ада, грязи, которая повсюду.
— Расскажи мне, каково это, чувствовать Любовь.
Пара светлячков надо мной привлекают мое внимание, и я наблюдаю за ними, как они освещают все своим светом, затем, не торопясь, отвечаю:
— Восхитительно. Это похоже на потребность, которой никогда не можешь насытиться. Однажды наступает такое время, когда ты думаешь, что у тебя все есть, что ты все постиг, но это не так, ты сможешь все осознать лишь в тот момент, когда ты по-настоящему полюбишь. И человек, к которому ты будешь испытывать такие эмоции, будет дарить тебе чувство, что ты жив!
— А ты нашла такого человека, да?
Обращая на Карнеги свое внимания, я отвечаю ему:
— Да. Я никогда не знала, что такое дышать полной грудью, пока не встретила его.
— Так почему же тогда ад? — спрашивает он, не понимая меня.
— Ад — человек, за которым я замужем.
— Это тот же человек, что показал, как это «дышать полной грудью», просто я не понимаю тебя.
— Нет, это тот, который накинул мне на шею удавку и медленно затягивает, заставляя меня страдать, — говорю я ему, когда замечаю, как расширяются его глаза.
— Я немного растерян, объясни.
— Я замужем за своим злейшим врагом, — начинаю неспешно объяснять ему. — А человек, в которого я влюблена до потери рассудка, тот, которого я хочу обмануть, чтобы он убил моего мужа.
— Почему ты хочешь убить мужа?
— Потому что когда мне было пять лет, я была оторвана от моего отца! Он был арестован и помещен в тюрьму, где был убит его сокамерником, а я была отправлена в приемную семью.
— Ну а какое отношение имеет ко всему этому твой муж?
— Самое прямое, — говорю я жестко, передвигаясь по гладкому листу. Выдыхая, я начинаю рассказывать ему об аресте моего отца, и что Пик нашел ответы на вопросы, когда я стала старше.
— Это заняло немного времени, но Пик помог в этом, он шантажировал соцработника, который отдал нам мой файл, где мы и обнаружили, что все началось с простой жалобы по жестокому обращению с детьми. Мы продолжили копать дальше, потому что мой отец был добрейшим человеком, и никогда не поднял на меня и пальца, а затем обнаружили то, что так усердно искали. Звонок был сделан в управление по делам детей и семьи семейством Вандервол.