Просыпаюсь на следующее утро в своей постели, половина лица пульсирует и горит в одном ритме с биением сердца.
Я не приложила вчера лед к щеке, чтобы снять отек, потому что мне нужно выглядеть как можно хуже. Я знаю, Пик чувствовал себя ужасно вчера, после того как ударил меня — ему пришлось ударить меня — но я попыталась приложить все усилия, чтобы заверить его, что со мной все хорошо. Когда я поднимаюсь с кровати, направляюсь в ванную и по привычке смотрюсь в зеркало. Пик был прав, у меня ужасный синяк под глазом, отек. Я пробегаюсь пальцами по коже и подмигиваю себе. Там, где синяк, кожа очень нежная и ощущения болезненные, одна сторона лица выглядит ужасно. Отлично сработано, детка.
Я быстро принимаю душ, одеваюсь, натягивая джинсы и удлиненный кашемировый свитер, делаю пару взмахов кисточки, нанося на ушибленное лицо пудру и легкий блеск.
«Скучаю по тебе».
Я быстро набираю ответ.
«И я скучаю».
«Приходи немедленно ко мне. Мне необходимо касаться тебя».
Дьявольская улыбка расцветает на лице, пока я набираю ответ.
«Я не могу. Я плохо себя чувствую».
«Ты в порядке?»
«Немного приболела».
«Я заберу и привезу тебя к себе».
Он отвечает так, как я и ожидала от него, таким образом, я продолжаю крутить им при помощи своих односложных ответов.
«Спасибо, но я все же хочу остаться у себя».
«Ты избегаешь меня?»
«Нет. Просто чувствую себя не очень хорошо».
«Тогда позволь мне позаботиться о тебе».
Когда я набираю ему следующее сообщение, телефон оживает в моих руках, на экране высвечивается, что звонит Деклан.
— Почему ты мне звонишь? — спрашиваю я, когда отвечаю.
— Почему ты избегаешь меня.
— Я не избегаю, я же сказала. Просто не очень хорошо себя чувствую.
— Поэтому я настаиваю, чтобы ты легла в кровать, в мою кровать. Я приеду и заберу тебя. Собирай сумку, — настаивает он, говоря спокойным голосом.
— Деклан, я сказала «нет», — отказываюсь я, обрубая все на корню.
Он вздыхает, затем спрашивает:
— Что происходит?
Я замолкаю, и затем говорю непривычным голосом, немного неуверенно:
— Ничего. Просто… ничего.
— Ты мне лжешь.
— Деклан, пожалуйста.
— Я уже на пути к тебе, — рявкает он, нажимая на «отбой», перед тем как я успеваю ответить ему.
Он приедет очень быстро, и у меня нет времени порадоваться успешному плану. Я должна отлично сыграть свою роль, поэтому я сосредоточиваю свое внимание на одной вещи, которая уничтожает меня — отец. Я сижу на диване в гостиной, смотрю в окно, серый день, земля покрыта снегом, я позволяю своему разуму унестись в далекое время моего детства, ко всему, что, так или иначе, ранит меня. Я думаю о розовых маргаритках, о бакенбардах моего отца, которые щекочут мою кожу, когда он осыпает мое лицо поцелуями. И затем вспоминаю самый первый раз, когда я пришла к нему на могилу, сталкиваясь с разрушающей реальностью, что он, и правда, мертв.
Некоторое время спустя, когда я даже уже не думаю о Деклане, я позволяю горю завладеть мной, я плачу, уткнувшись лицом в ладони. Мое горло стягивает словно удавкой. Страдание завладевает мной, но я быстро возвращаюсь в реальность, потому что слышу протяжный звук домофона, и вот Деклан здесь.
— Да? — отвечаю я по домофону.
— Миссис Вандервол, это Мануэль. К вам пришел мистер Маккиннон.
— Оу, да. Ну, тогда скажи, пусть поднимается, пожалуйста.
— Понял. Хорошего дня, миссис.
Я вешаю трубку, когда еще несколько слезинок скатываются, и я позволяю им задержаться на моей коже, пока жду стука. И когда сучат, я смотрю на свое выпачканное лицо, красные глаза и синяк в зеркале в коридоре, прежде чем направляюсь к двери, опустив голову, и медленно приоткрываю дверь, говоря:
— Деклан, тебя не должно быть здесь.
— Впусти меня, Нина.
Отвернувшись от него, я направляюсь в гостиную, и он следует за мной.
— Что происходит? — спрашивает он, и когда я не отвечаю, он хватает меня за руку и поворачивает к себе лицом. — Бл*дь, — говорит он, на его лице застыл испуг, когда он разглядывает мой синяк под глазом. — Что, черт побери, произошло?
Закрыв лицо руками, я вновь начинаю плакать. Это так легко с моим нынешним состоянием рассудка. Молниеносно он притягивает меня в свои объятия и держит, пока я тихо хныкаю, оставляя слезы на его рубашке.