— О, боже мой, — мой дрожащий голос едва можно расслышать.
— Все хорошо, малышка. Ты в порядке, — успокаивает меня Деклан.
— Там кровь.
— Ш-ш, малышка. Все в порядке, — шепчет он. — Просто дыши со мной.
Я таю в его руках, моя спина прижата к его груди, и я сосредотачиваюсь на своем дыхании. Я пытаюсь его восстановить. Через пару минут он кладет меня на спину и садится рядом.
Я лежу, смущенная тем, что только что произошло, и тем фактом, что Деклан видел это. Он натягивает на меня одеяло, прикрывая мое обнаженное тело. В его глазах отчетливо читается беспокойство, когда он смотрит на меня. Он берет мои запястья в свои руки, и тогда я замечаю, откуда кровь.
— Нам нужно вытереть тебя, — его слова такие осторожные. — В ванной есть аптечка, — говорит он, и когда я киваю, он встает и выходит. Я сажусь, опираясь на спинку кровати, задаваясь вопросом, что, черт возьми, только что произошло. Раньше, когда была подростком, после побега, у меня были панические атаки, как будто я возвращалась в прошлое. Но это было так давно. Я чувствую оцепенение, будто оглушена ударом. Деклан однозначно будет задавать вопросы, но я сбита с толку, чтобы переживать об этом. Он возвращается, садится передо мной и начинает вытирать кровь с моих рук теплым полотенцем.
— Больно? — спрашивает он, а я остаюсь сфокусированной на его руках, которые нежно обрабатывают мои раны.
Я качаю головой, не желая говорить прямо сейчас, пока он продолжает очищать мои запястья, а затем перевязывает их небольшим бинтом. Как только он заканчивает, он все отодвигает и садится рядом со мной, прижимая меня к своей груди.
Он просто обнимает меня несколько минут, а затем спрашивает:
— Что произошло?
— Прости.
— Черт, я тут единственный, кто должен извиняться, не ты. Я не должен был оставлять тебя одну в таком положении.
— Куда ты уходил?
— Запереть дверь в кабину, — говорит он, и затем отстраняется, чтобы посмотреть на меня, пробегая рукой по моим волосам, зачесывая их назад. — Расскажи, почему ты запаниковала.
Глубоко вздыхая, я решаю быть с ним честной, только опустив пару деталей.
— Я страдаю клаустрофобией. Предполагаю, что повязка и отсутствие способности двигаться, просто… я почувствовала, будто задыхаюсь.
— Ты смотрела на меня так, будто не узнавала.
Я закрываю глаза и прижимаюсь к его груди.
— Я не знаю. Я почувствовала, как будто у меня были галлюцинации.
Он целует меня в макушку, и когда я поднимаю глаза и смотрю на него, он оставляет еще один поцелуй на лбу. Щетина на его щеках покалывает мне кожу, и на долю секунды, мне кажется, как будто это отец. Я снова закрываю глаза, полностью переполненная эмоциями, которые продолжают одолевать меня, и неожиданно спокойно говорю ему:
— Твоя щетина напомнила мне об отце.
Он обнимает меня крепче, когда слова начинают бесконтрольно срываться с моих губ:
— Он всегда целовал меня в лоб, точно так же, как и ты. — Через пару мгновений, я добавляю: — Мне нравится, что ты это сделал.
— Вы были близки?
Горло стягивает и мне становится невыносимо больно говорить, тогда я просто выдыхаю:
— Да.
Я сдерживаю слезы, потому что он кладет щеку на мою макушку. Время останавливается между нами, и я чувствую, как волна печали завладевает мной, и я, наконец, решаюсь спросить Деклана:
— Почему ты это делаешь, Деклан?
— Делаю что?
— Связываешь меня. Ты всегда связываешь своих женщин?
Он убирает голову с макушки, когда я смотрю на него. Он пристально вглядывается мне в глаза и медленно кивает.
— Почему?
— Все просто — контроль.
— Ты расскажешь мне об этом? — спрашиваю я быстро, и он поспешно несмело отвечает:
— Я никогда ни с кем не говорил об этом.
— Почему нет?
— Потому что это достаточно болезненно.
Я могла видеть это на его лице, в каждой черточке, в каждой морщинке.
Я провожу ладонью по линии его челюсти и принуждаю его посмотреть на меня, затем говорю:
— Как ты думаешь, сможешь рассказать мне это? Поможешь мне лучше тебя понять?
Его глаза становятся светлее, намного светлее, чем всегда, это знак того, что он сдерживает слезы.
— Иди ко мне ближе, — протягивает он еле слышно, и я делаю, как он говорит, утыкаясь головой в центр его крепкой груди. В течение пары минут я слушаю, как стучит его сердце, перед тем как он разрезает тишину своими воспоминаниями.
— Мой отец много путешествовал, когда я был младше. Он всегда говорил мне, что уверен во мне, что дома есть мужчина, и это было моей работой — защита моей матери. Я всегда защищал ее. Когда мне было пятнадцать, мой отец улетел в штаты по делам. Мать сидела в кабинете и читала книгу, я сидел в комнате родителей и смотрел фильм. Я медленно приоткрыл дверь и увидел, как она сидела в старом кожаном кресле моего отца, которое он так любил. Мать всегда говорила отцу, насколько оно выглядело страшным, но вот парадокс, когда отец уезжал, она все время сидела и читала в нем. Она обожала это кресло, но по каким-то неизвестным мне причинам, ей нравилось поддразнивать отца об этом кресле.