Боялась.
Что, если найдут? Что, если слышали, как Барни — придурошный Барни — орал ее имя? Хотя, мало ли в Девенпорте Райн? Она бы проверила. Если бы заставила себя дойти до телефонной будки на углу, где на исписанной матерными словами полке лежал пыльный справочник. Не дошла. Не смогла. Каждый раз, глядя на лысую необитую дверь, боялась, что там, в полутьме, на прокуренных площадках, уже ждут.
Барни ругался: неубрано, не сварено, грязно! Чем она занимается целыми днями дома — спит?
Если бы…
Во снах ее постоянно преследовал бледный человек с болтающейся, как плеть, рукой и кровавым пятном на плече.
Райна наматывала по маленькой гостиной круги, переступала через валяющиеся на полу вещи и лишь изредка останавливалась напротив зеркала. Смотрела на собственные огромные черные и испуганные, как у лани, глаза с залегшими под ними от недосыпа тенями, расчесывала длинные ниже лопаток густые волосы, ненадолго успокаивалась и снова начинала бесцельно слоняться по дому.
Не могла собраться, не могла начать уборку. Вообще ничего не могла.
Барни ушел еще в обед; сказал, на работу. Он бросил воровать еще в прошлом году — устроился грузчиком на склад, но там ли работал? Она не знала. Денег приносил мало, иногда куда-то срывался посреди ночи, часами отсутствовал. После этого денег прибавлялась, и тогда они изредка захаживали с друзьями в бар, брали по пиву. А иногда и по паре таблеток. Как в тот злополучный вечер.
За эти трое суток Райна возненавидела тишину и одиночество. Ночами ее все-таки обнимали, шептали что-то успокаивающее, пусть даже просто храпели рядом, все легче, а вот днями… Днями наваливалась душная тишина, зияли светлыми провалами немытые окна, к которым Райна не приближалась, и зловеще поглядывал из коридора прямоугольник двери.
Все. Так нельзя. Так дальше нельзя.
Если Барни вернется домой, а на плите нет еды, будет скандал.
Придется дойти до ближайшего магазина за картошкой или лапшой.
А значит, придется выйти на улицу.
Кисточка туши дрожала в руке так сильно, как будто Райна ехала в вагоне.
Оделась, накрасилась, гордо подняла подбородок, как будто это могло помочь изгнать страх. Пулей пролетела подъезд, стреляя по сторонам глазами, миновала изрезанную и исковырянную гвоздями лавочку, поздоровалась с опирающейся на клюку, бредущей по направлению к дому, соседкой. Дошла до телефонной будки, даже успела полюбоваться собственным отражением в треснувшем пыльном стекле.
А вот до магазина уже не дошла.
Оказалась грубо заткнутой в подъехавшую сзади машину. Пыталась кричать — тут же зажали рот. Кусаться за пальцы — получила кулаком по виску. Обмякла, осела на чьих-то руках, а едва подняла голову, как тут же вдохнула едкий запах, пропитавший подсунутую под нос тряпку.
— Райна Вильяни. Адрес: 26я авеню, 4с, 71, Девенпорт. Рост: 174 сантиметра, отпечатки пальцев совпадают.
Тот, кто говорил это, говорил медленно.
Не то наслаждался звуками собственного хриплого голоса, не то хотел, чтобы она прочувствовала каждый слог, каждую паузу, уловила каждую ноту скрытого между слоями контекста.
От голоса исходила стужа — неявная, как от могильной плиты: пока не положишь ладонь, не чувствуешь.
Она положила.
Райна едва держалась на ногах и не поднимала голову. И так знала — нашел. Он нашел ее, тот, кому она прострелила плечо. Не важно как. Важно, что это случилось, все-таки произошло.
— Расскажи мне… Ты часто стреляешь на улице?
Дернулись черные локоны, застилающие лицо — Райна вздрогнула. Ноги предали, задрожали в коленях; усилилась хватка чужих пальцев на локтях. Кто-то, держащий справа, дернул ее на себя, очнись, мол, и отвечай на вопрос.
— Я… это не то, что вы думаете…
— Я спросил, часто ли? — Ласковый голос. Терпеливый. Температура без единого градуса в плюс.
— Не часто.
— А в людей попадаешь часто?
— Я не… не стреляю в людей. Только в мусорные баки. Мы играли! Соревновались!
— Заткнись.
Ей дали этот совет все тем же мягким тоном, от которого почему-то свело живот.
— Ты была пьяна?
— Нет…
— Врешь.
Райна умолкла. Она бы зацементировала собственный рот, если бы могла, лишь бы не сболтнуть лишнего. Но этот голос… Он не просто приказывал. Он обещал, что с ней случится что-то очень плохое, если правда не будет извлечена на свет.
— Что вы пили?
— П-п-пиво.
— Шырялись?
— Мы не хотели никому… причинить вреда…