Наутро явились люди, увидели измочаленные, раскиданные бревна, а среди них — громадного медведя; кинулись на зверя с топорами.
Взревел Лесовик. От этого рева деревья к земле прижались, звери-птицы замертво попадали. Рухнул медведь с раскроенным черепом, и выпорхнула из пасти оборотня черная птица, взмахнула черными крыльями, будто жарким ветром дохнула, и пропала.
Смекнули тут люди, что не простого зверя уложили, а самого Лесовика, и обрадовались: не встанет он больше на пути человека, не заманит в гиблую трясину.
…Много, ой много лет минуло с той поры! Поредела пуща, повывелось зверья, птицы, прибавилось людей, больше стало пашен, лугов. Но и теперь бывает: уляжется ночью ветер, зажгутся в небе тихие звезды, а пуща вдруг встрепенется, зашумят вековые дубы, зашепчутся молоденькие сосны. Умолкнут звери, птицы и прислушиваются к этому шелесту, вспоминая, когда была бескрайней Стумбринская пуща — большой-пребольшой, широкой-преширокой, никто ни конца ни края ее не знал. Разве только проворный сокол да ширококрылый орел, взвившись ясным днем высоко в небо, видели ее край вдали, за голубыми озерами, за тонущими в дымке холмами.
Снова заиграли, застрекотали кузнечики, зашуршали жучки.
— А теперь спать! — объявил дедушка. — Скоро светать начнет. Летняя ночь — на один зубок, глаз сомкнуть не успеешь…
Алпукас поворачивается на бок, кладет под голову ладонь.
— Убили медведя, — шепчет он и начинает ровно, спокойно дышать.
Старик тоже не шевелится, видно, засыпает. Только Ромас лежит на спине, уставясь в темноту. «Кто его знает, было или не было то, о чем рассказывал дедусь? — думает мальчик. — Может, и было… А то с чего бы это дубу шелестеть без ветра?»
Клочок неба темнеет, сливается с кровлей, звезды в поднебесье убыстряют свой ход. Кажется, они вот-вот посыплются через дырявую крышу. Потом все опять бледнеет, сереет и вдруг начинает кружиться огненным колесом. «Нет, не было… Сказка это», — бормочет Ромас. Из мглы выплывает черная птица, ныряет меж звезд. Порыв ветра пробегает по крыше… А может, это снова дуб шумит…
Хорошо спится на сене летней ночью!
Выстрелы в старом лесу
Мальчики собирались перенести диких пчел домой вечером следующего дня, но выбрались за ними только в воскресенье. В первый день стерегли дом, на другой — увидели ребят, идущих на рыбалку, и тоже соблазнились. Удочки были исправны; накопали по горстке червей и всей ватагой с гомоном направились к озеру. Ромас ничего не поймал, хотя поплавок нырял часто. Алпукас выудил двух полосатых окуньков и трех красноглазых плотичек. Повезло лишь Вацюкасу Гайли́су: у него взял окунь с добрый валёк. Мальчик с трудом вытащил его и заспешил домой — похвастаться добычей. Все шумно проводили Вацюкаса.
Марцеле отказалась жарить улов Алпукаса, пришлось скормить рыбу коту и журавлю. Те, конечно, остались довольны.
В субботу мальчики просто-напросто забыли про пчел. Забыли, а вспомнили — так и ахнули. Перед сном они дали друг другу слово принести пчел обязательно завтра. Наутро, едва проснувшись, Ромас растолкал Алпукаса:
— Не забыл?
Тот вскочил как ужаленный и еще спросонок, не успев открыть глаза, выпалил:
— Не забыл!
Он сел, облепленный былинками сена, сладко потянулся, зевнул и спросил:
— А чего я не забыл?.. Погоди…
— Значит, забыл, — засмеялся Ромас.
— Да нет, не забыл, только вот не могу вспомнить — что. — Медленно, нехотя Алпукас протер глаза. — А-а… Пчелы! — и тут же, спохватившись, оглянулся.
На их счастье, дедушки уже не было рядом. Алпукас предупредил Ромаса:
— Ты поосторожней, смотри, не проболтайся насчет пчел при дедусе.
— А что такое?
— Рассердится, что забыли коробок на лугу, и конец всем поездкам.
Ромаса осенило: у них, стало быть, появилась тайна! Страшная тайна!.. Ее стараются выведать у них… Допытываются по-хорошему — они молчат. Грозятся, силой хотят вырвать — молчат… Глаза мальчика заблестели.
— Алпук, Алпук, это тайна, понимаешь! Мы не можем ее выдать, иначе… иначе нам несдобровать. Мы должны поклясться! А кто нарушит эту клятву, тому страшная казнь — зарыть живьем в землю… Или… или… руку отрубить…
Алпукас испуганно глянул на Ромаса:
— Руку?.. В землю?
Ромас видел: Алпукас понятия не имеет об играх, которыми увлекаются ребята в городе; не знает, что можно играть в кого угодно: милиционеров, разбойников, сыщиков или героев какой-нибудь приключенческой книги; можно за один час десять раз быть раненым, погибнуть и опять воскреснуть.