«Было бы из-за чего уши развешивать! Спугнули браконьера и еще хвастаются! Подумаешь, герои нашлись!..»
И, ехидно улыбаясь, завистники отходили в сторону.
Это обижало Ромаса и Алпукаса. Подобные замечания приходилось выслушивать все чаще.
Охота наведываться в колхоз пропала. Они еще тешили себя мыслью, что сержанту и инспектору посчастливится изловить браконьера. Но, когда и те через несколько дней уехали ни с чем, ребята пришли в уныние, поняв, что спугнуть преступника было легко, а поймать не так-то просто. И все-таки они не теряли надежды напасть на след. Пусть не сейчас, пусть потом…
Дедушка, видя, что ребята бродят словно в воду опущенные, взял их под опеку: поручал им дела поинтереснее, рассказывал всякие случаи из своей жизни.
Как-то после обеда старик предложил детям:
— Пойдемте в Волчий лог за вениками?
На дедушке лежала забота о вениках — хвойных и лиственных, — чтобы было чем подметать земляной пол, просторный двор, чистить печь.
Алпукас, который уже не раз помогал дедушке ломать веники, не проявил особенной радости. Но Ромас заинтересовался. Он даже не представлял себе, что это за занятие.
Дедушка наточил ножи, прихватил проволоку, кусачки, и они отправились в Волчий лог.
Это была бугристая низина на краю леса, изрытая глубокими когда-то яминами, от которых теперь остались одни следы, поросшие орешником, причудливо изогнутыми березами и приземистыми, скрюченными соснами, с застывшими на коре шершавыми желваками смолы.
Старик выдал детям по ножу, показал Ромасу, как резать ветки, и первым, кряхтя, взобрался на сосну. Мальчики последовали его примеру. Когда на земле выросли целые кучи веток, их снесли в овражек и взялись за работу. Ромас и Алпукас отламывали тонкие, гибкие веточки, а старик подравнивал их; те, что потолще, расщеплял надвое, подгонял одну к другой и стягивал проволокой. Когда дело пошло на лад, дедушка спросил:
— А знаете, дети, почему это место зовется Волчьим логом?
Мальчики этого не знали. Алпукас настолько привык к названию, что никогда не задумывался над этим.
— Потому что здесь люди когда-то ловили волков, — объяснил дедушка.
— Как ловили, дедусь, расскажите! — стали расспрашивать мальчики.
И вот что рассказал дедушка.
— Давным-давно, когда я под стол пешком ходил, здесь зеленел густой, дремучий бор. Там, где сейчас деревня, торчало лишь несколько избенок, а кругом шумел лес. В нем всякого зверья видимо-невидимо было, и больше всего волков. Из-за них ни в лес по грибы, по ягоды сходить, ни скотину выгнать. А зимой и во двор жаловали: то овцу из хлева, то поросенка средь бела дня унесут. Ружей мало тогда было, простому человеку запрещалось иметь ружье. Воюй чем хочешь, хоть палкой. Люди по-всякому силились избавиться от этой нечисти: ямы рыли, частоколы городили, петли ставили…
А по этому самому месту, где мы сейчас сидим, пролегал волчий тракт. Отсюда они студеными, зимними ночами шли в деревню, здесь, собравшись в круг, выли на луну, так что даже в избе жуть брала, мороз по коже подирал.
Сговорились люди и повыкопали кругом деревни глубокие волчьи ямы с крутыми краями, чтобы зверь не мог с разбегу выскочить; стенки жердями выложили, чтобы не разрыл. Посередке — кол, на колу — дощечка. На ночь туда кусок мяса кладут или падаль. Яму хорошенько прикрывают ветками, забрасывают мохом и уходят.
Много волков люди выловили, много серых шуб с них сняли.
Однажды в полночь шел мимо деревни гармонист. Был он крепко навеселе. Под ноги не смотрит, песни горланит, сам себе подыгрывает. А тут яма. Так и ухнул туда. Темень, только звезды в дыру заглядывают. Сообразил музыкант, куда провалился. Сидит и раздумывает: лезть — не вылезешь, высоко; кричать — не докричишься, деревня далеко. Решил прикорнуть до света. Только подложил гармошку под голову, откуда ни возьмись, волк. Учуял мясо, облизнулся, прыг… и в яму на музыканта. Музыкант до смерти перепугался. Схватил со страху гармошку и давай наигрывать. Волк ощетинился, послушал, послушал, морду задрал да как завоет, как заведет свою волчью песню — у музыканта душа совсем в пятки ушла… Ломайте, ломайте, дети, — напомнил дедушка.
Ребята спохватились, торопливо заработали ножами.
— А дальше, дальше что, дедусь?
— Съел волк музыканта?
— Пуще прежнего оробел гармонист, играть бросил. Волк зарычал, подошел и хвать его за ногу.
Завопил музыкант, дернулся — заиграла гармошка. Волк опять сидит себе, слушает. Смекнул парень, что серому нравится музыка, и пошел всякие польки, вальсы, кадрили шпарить… Отошел от испуга, и душа на место вернулась. Легкая она, Музыкантова душонка, воробьишкой порхает, оттого что живется ему легко — ни сеять, ни жать, ни лес охранять. Потому-то она и скачет то вниз, то вверх…