Вечером, когда Алпукас побежал загонять птицу, Ромас пробрался в горницу. Надо было посмотреть, что можно прихватить в дорогу. Первым делом, конечно, ботинки — они под кроватью. Лыжный костюм — на стуле. Все? Нет. А собранные на стройке цветные камешки, а найденное в лесу крыло ястреба? Их тоже нужно взять. Теперь уже все? А-а, деньги! Тут он даже стукнул себя по лбу, вспомнив, что перед отъездом мать передала деньги тетке Марцеле. Что делать? Как их выманить? Без денег в такое путешествие не пустишься. А может, они случайно здесь?
Он открыл чемодан. Сверху лежало что-то завернутое в газету. Ромас развернул бумагу и ахнул. У него в руках был чертик — с позолоченными рожками, раздвоенными копытцами и огненно-красным языком, трижды обвившимся вокруг шеи… В первое мгновение Ромас подумал, что кто-нибудь купил ему игрушку. Может, Марцеле или Йонас?.. Нашли в городе и купили… точно такую же. Но как они подгадали? На всякий случай мальчик осмотрел ножку уродца. На ней он выцарапал когда-то две буквы: «Р. Ж.», что должно было означать: «Ромас Жейба». Он был немало удивлен, увидев на копытце те же самые знаки. Значит… значит… это тот же самый чертик, который утонул в омуте… Но как он здесь очутился? Кто достал его со дна?
Стоя на коленях, Ромас вертел в руках игрушку. Постепенно он стал кое-что соображать. Не Алпукаса ли это работа?.. Куда он исчезал?.. Говорит, гонялся за какой-то птицей со сломанным крылом. Так вот что это за птица… Но как он достал?.. Может, каким-нибудь черпаком? Может быть, течение вынесло и Алпукас случайно увидел чертика на берегу? Но зачем он ходил к омуту? Никакой надобности не было. Наверное, как-нибудь проведал случайно и тайно хотел порадовать… Ведь он и Циле привел ради него… Алпукас всегда такой душевный, простой. А Ромас еще злится, хочет бежать…
Мальчик даже расстроился от этих мыслей. В груди что-то дрогнуло, начало захлестывать, подыматься все выше и выше, подступая к горлу. Алпукас… Ромас вспомнил, как не по-товарищески вел себя, смеялся над ним, обижал…
Мальчик задумчиво вышел из горницы.
Алпукас привязывал калитку у хлева.
— Алпук!
Тот обернулся.
— Алпук, это ты… ты его?..
Алпукас, глянув на чертика, кивнул.
— Но как ты достал?.. Там глубоко!
— Нырял.
— Нырял?
Алпукас сразу вырос в глазах Ромаса. Прыгать в омут, искать на дне черта — для этого нужна отвага, это уже приключение, и, наверное, захватывающее. Ромас, огорченный, что сам не участвовал в этих поисках, даже упрекнул друга:
— Что же ты, Алпук, мне ничего не сказал? Пошли бы вместе. Вдвоем лучше. Правда?
— Ясно, вдвоем другое дело.
— Но откуда ты, Алпук, узнал?..
Алпукас вдруг смутился.
— Там, за кустом, вы шептались… я подслушал…
— Это совсем неважно, что ты подслушал, — успокоил его Ромас. — Только почему ты мне не сказал, что идешь? Надо было сказать. А там глубоко?
— Глубоко, — буркнул Алпукас.
— И тебе не страшно было одному? И ты ничуточки не боялся?
Алпукас оживился. Он рассказал, как вначале было страшно, нырял с камнем, видел щуку… Теперь она превратилась в чудовище размером с доброе бревно… Чуть не захлебнулся, желая ее пугнуть… Камни, коряги… малюсенькое солнце… переломившиеся мостки…
— Алпук, дай руку! — восторженно вырвалось у Ромаса. — Ты смелый и добрый. А я-то еще хотел убежать!
— Убежать?
Ромас без утайки рассказал о своем намерении.
— А теперь не сбежишь? — недоверчиво спросил Алпукас.
— Нет, — заверил Ромас. — Никогда. Но и ты без меня ничего не делай: вместе так вместе!
— Ладно, всё вместе!
Они по-мужски пожали друг другу руки, открыто и смело глядя в глаза.
Преступник опять исчезает
По деревне словно в колокол забили — возвратился Брузгюс! Все уже свыклись с мыслью, что ворюге наконец-то прищемили хвост, и вот теперь он вернулся с тем же самым узелком, не успев даже доесть сало и лук, которыми его снабдила на дорогу жена. И не просто вернулся. Кто-то встретил его по дороге, кто-то успел заскочить к нему домой. Сам Брузгюс особенно не распространялся: такой уж он молчун. Зато жена наплела с три короба. Получалось, бедняга Брузгюс ни сном ни духом не виноват. Да и прежде-то был ли он хоть в чем повинен?.. Мухи человек не обидел за всю свою жизнь, былинки у муравья не отнял. Только злые языки, как цепные псы, брехали на мужа. А теперь из-за этого оленя, провались он в тартарары, затаскали беднягу. Станет он стрелять в такую образину, как же…