Отец приник к квитанции. Они почти в один голос прочли:
— П-л-е-п-л-и-с Анта́нас!
— Ну, что скажешь? — заморгал старик и утер со лба пот.
Лесник выпрямился. Глядя прямо перед собой, он глухим, словно идущим из-под земли голосом прогудел:
— Он, га-ди-на!..
И пальцы Юраса медленно сжались в два больших жестких кулака.
Виноват ли Плеплис?
Наконец-то напали на верный след браконьера! И кто напал? Опять они, Ромас с Алпукасом! Значит, они сдержали слово.
Сержант не нашел следов; бородатый инспектор не нашел, отец, дедусь не нашли… а они нашли…
В десятый раз мальчики вспоминали всю историю: как задумали наведаться на поляну, как им стало почему-то страшно, как обнаружили бумажный катышек…
— Помнишь, Ромас, я разворошил иголки, лег на землю и гляжу — белеется…
— Но, если б не я, Алпук, ты бы поднял и бросил.
— Почему бросил? Так я и стану бросать! Я бы развернул.
— Ну, развернул бы и бросил. Тебе даже в голову не пришло, что это может быть улика. А мне будто кто на ухо шепнул, я сразу понял.
— Не сразу, Ромас, не сразу, ты еще долго думал, только потом уже понял…
— Ну конечно, чуточку подумал. Всегда надо хоть немножко подумать. Где ты видел, чтобы такое важное дело решали, не подумав?
Так они препирались, похваляясь друг перед дружкой смекалкой, отвагой, наблюдательностью. Наконец сошлись на том, что слава приходится поровну на обоих, и пошли в избу посмотреть, что там делают дедушка и отец. Совершив такой подвиг, мальчики чувствовали себя довольно независимо и не таились по углам, а с серьезным видом уселись на лавку, рядом со взрослыми. Мало ли что, может, потребуется их совет — и они свое слово скажут.
Лесник и дедусь разговаривали, не остерегаясь детских ушей, и это еще больше щекотало самолюбие мальчиков. Правда, ничего особенного и не говорилось, потому что отец, едва речь заходила об олене и Плеплисе, только скрипел зубами: у него не хватало слов. Лесника угнетали мрачные мысли. Кто бы мог подумать! Лучший работник… Ну, положим, сидел в тюрьме, грозился намять бока соседу, спекулировал, как болтают люди, положим, нрав у него крутой, угрюмый… Но убить! Убить оленя! Нет, в это Юрас никогда бы не поверил. Плеплис любит лес, добросовестно выполняет самую трудную работу, не гонясь за рублем. Можно часто видеть, как он в воскресенье бродит по лесу. Как-то раз лесник застал Плеплиса возле питомника. Вывороченная с корнем сосна придавила молоденькие деревца, пригнула к земле. Плеплис выбивался из сил, пытаясь освободить их, сдвинуть с места тяжелый ствол. Лесник подоспел на помощь, и вдвоем они кое-как одолели старое, мертвое дерево.
Они разошлись тогда, не сказав ни слова, но оба прекрасно поняли друг друга. По крайней мере, так казалось леснику. А на поверку выходит, он ошибся, пригрел змею за пазухой. Недаром, значит, шатался Плеплис по лесу: вынюхивал, где сподручнее ставить капканы, подкарауливать зверя…
И новая волна ярости охватила лесника, захлестнула сердце. Он был готов немедля бежать к Плеплису и рассчитаться с ним разом за все. Но дедусь отговаривал: дома — жена, дети. Самим марать руки о такого негодяя не стоит. Не те нынче времена, чтоб один на один воевать с браконьером; на то есть законы, власть оберегает редкого зверя. Получит на суде что положено…
Ромас и Алпукас, наслушавшись этих разговоров, решили на следующее утро встать пораньше.
Когда старик зашевелился и начал собираться, мальчики уже не спали. Подождав, пока дедушка выйдет с гумна, ребята кинулись одеваться.
Они спускались вниз, когда старик снова открыл двери:
— А вы куда снарядились?
Мальчики застыли на лестнице: один — посредине, другой — на верхней ступеньке.
— Дедусь, — мы… мы… — растерянно замычал Алпукас.
— Солнышко взойти не успело, что вам делать в такую рань? Полезайте-ка обратно!
— Да мы уже выспались, — хмуро сказал Ромас. — Что-то сон совсем не берет.
— Возьмет, возьмет.
— Правда не берет, дедушка! — подхватил Алпукас. — Уж я знаю: раз проснулся, значит, не возьмет.
— Не перечь, Алпук, сказано так сказано. Часик-другой можете вздремнуть, никаких важных дел у вас нет.
Пришлось лезть обратно. Они слышали, как звякнула коса и старик, прикрыв ворота гумна, прошаркал по двору — верно, вику свиньям косить.
Некоторое время было тихо, потом хлопнула дверь избы, заскрипел колодезный журавль, закудахтали куры, загоготали гуси.