Услышав в голосе дочери те же ораторские замашки, какими славилась и Паола, Брунетти почувствовал прилив гордости — хоть девочка и использовала старый, как мир, прием риторического вопроса. Эх, а она далеко пойдет, если научится сдерживать во время спора свои эмоции, в особенности раздражение.
Чуть позже Паола принесла мужу в гостиную кофе.
— Сахар уже там, — сказала она, протягивая ему чашку и усаживаясь рядом. Заметив раскрытую «Il Gazzettino», лежащую на столике перед Брунетти, она спросила: — Ну, кого они разоблачили сегодня?
— Двух чиновников из городской администрации арестовали по подозрению в коррупции, — сообщил Брунетти и отпил кофе.
— Что, остальных решили простить? Интересно почему, — хмыкнула Паола.
— Так тюрьмы ведь переполнены.
— А… — Паола допила свой кофе и поставила чашку на стол. — Спасибо, что не стал подливать масла в огонь Кьяриного энтузиазма, — сказала она.
— Мне как-то не показалось, — заметил Брунетти, опуская чашку кофе на лицо премьер-министра, — что она в этом нуждается. Вообще-то я рад, что ее это так злит, — признался он.
— Я тоже, — кивнула Паола. — Правда, мне кажется, лучше нам это скрывать.
— Думаешь, это необходимо? В конце концов, она от нас всего этого нахваталась.
— Верно, — признала Паола, — но все равно. Ни к чему ей знать, что мы в восторге от ее протестных настроений. Честно говоря, — добавила она, взглянув на мужа, — я удивлена, что ты поддерживаешь ее точку зрения. — Паола похлопала мужа по ноге. — Я прямо слышала, как ты про себя считаешь промахи в ее аргументах, пока она бушевала.
— Твое любимое argumentum ad absurdum[32], — с нескрываемой гордостью ответил Брунетти.
Паола повернулась и наградила его широченной улыбкой.
— Что правда, то правда, — согласилась она.
— Как думаешь, мы все правильно делаем? — спросил вдруг Брунетти.
— В каком смысле?
— Ну, растим их такими ярыми спорщиками? — Беззаботный тон Брунетти не смог скрыть того, что он всерьез озабочен этим вопросом. — Впрочем, если человек не знает законов логики, окружающие могут подумать, что он чересчур саркастичен — а это никому не нравится.
— Особенно если сарказм исходит от подростка, — кивнула Паола и, чтобы успокоить мужа, сказала: — Все равно во время спора никто не слушает, что говорит оппонент. Так что, может, нам и не стоит беспокоиться.
Какое-то время они сидели молча.
— Я сегодня разговаривала с папой, — заговорила Паола, — и он сказал, что Катальдо дал ему три дня на размышление. Он интересовался, не удалось ли тебе что-нибудь разузнать.
— Пока нет, — ответил Брунетти и еле сдержался, чтобы не заметить, что со времени его разговора с тестем прошло меньше суток.
— Передать ему это?
— Не надо. Я уже поговорил с синьориной Элеттрой, она сделает все, что сможет. У меня просто возникло еще одно срочное дело, — сказал он, прекрасно понимая, сколько раз он уже использовал эту отговорку. — Но, может, к завтрашнему дню я уже что-нибудь разведаю. А твоя мать что-нибудь про них рассказывала? — спросил он через некоторое время.
— Про них обоих?
— Да.
— Я знаю, что он страшно торопился развестись с первой женой, — совершенно бесстрастно ответила Паола.
— А давно это было?
— Больше десяти лет назад. Ему уже тогда было за шестьдесят. — Брунетти решил, что она сказала все, что хотела, когда Паола после нарочитой паузы добавила: — А ей только-только исполнилось тридцать.
— А, — ограничился коротким возгласом Брунетти.
Прежде чем он успел придумать, как навести жену на дальнейший рассказ о Франке Маринелло, та вдруг сказала:
— Папа редко обсуждает со мной свои дела, но я знаю, что он заинтересовался Китаем и видит там большие перспективы.
Очередное обсуждение этического аспекта инвестиций в экономику Китая Брунетти пока не привлекало.
— А Катальдо? — спросил он. — Про него твой отец что-нибудь говорил?
Паола снова похлопала мужа по ноге, вполне дружелюбно, словно призрак Франки Маринелло благополучно исчез из их гостиной.
— Да нет. Во всяком случае, со мной он его не обсуждал. Они много лет знакомы, но, кажется, никогда не сотрудничали. Не думаю, чтобы их что-то связывало, но бизнес есть бизнес, — сказала Паола — истинная дочь своего отца.
— Спасибо, — поблагодарил жену Брунетти.