Он вспомнил, как в детстве играл в салочки — гонялся за приятелями, удирающими от него по знакомым и не очень знакомым calli[37]. Нет, скорее это похоже на его работу в полиции, когда пытаешься вычислить преступника — внимательно следишь за подозреваемым, одновременно делая вид, будто он тебя вовсе не интересует.
Так и сейчас — Брунетти читал отчет, высчитывая состояние Катальдо и автоматически занося в память цифры и суммы, в то время как его мысли крутились вокруг Гуарино и того, что тот ему рассказал. И еще больше — вокруг того, о чем майор умолчал.
Отложив папку, Брунетти поднял телефонную трубку и набрал номер Авизани в Риме. На этот раз он свел к минимуму обмен любезностями и, когда и этот минимум исчерпался, голосом, полным притворной любезности, спросил:
— А ты не мог бы связаться с тем твоим другом, с которым мы вчера беседовали, и попросить его мне перезвонить?
— Ах, что я слышу! Неужели в крепкой броне вашей преданной дружбы появились первые трещинки сомнений? — воскликнул журналист.
— Нет, — усмехнулся Брунетти. — Он сам попросил меня об услуге, а на его работе утверждают, что его там до конца недели не будет. А мне нужно узнать у него кое-что, прежде чем я смогу выполнить его просьбу, — объяснил он.
— Да, это на него похоже, — отозвался Авизани.
— Что именно?
— Он никогда не дает достаточно информации. — Брунетти никак не прореагировал на это заявление, и журналист продолжил: — Думаю, у меня получится с ним связаться. Я попрошу, он тебе сегодня позвонит.
— Я все жду, что ты сейчас добавишь загадочным шепотом: «Если сможет», — сказал Брунетти.
— Ну, это и так понятно, — справедливо заметил Авизани и повесил трубку.
Брунетти зашел в бар у Греческого моста, где выпил кофе, которого ему не очень-то и хотелось; чтобы кофе ему уж точно не понравился, он положил туда слишком мало сахара и выпил его слишком быстро. Затем заказал минеральной воды, которой ему тоже не хотелось из-за холодрыги на улице, и вернулся на работу, крайне раздраженный, что ему так и не удалось связаться с Гуарино.
Покойный Ранцато наверняка не раз встречался со своим заказчиком. И что, Брунетти должен верить, будто Гуарино ни разу не попросил своего информатора описать его более подробно, чем просто «хорошо одетого мужчину»? Да и как Ранцато и этот загадочный мужчина договаривались о перевозках? Вряд ли при помощи телепатии. А как он с ним расплачивался?
Да и вообще, убийство этого Ранцато вызвало что-то чересчур уж большой переполох. Конечно, «от каждой смерти мне убыток», как говорится в любимых стихах Паолы, но все же. Это еще имеет смысл в поэзии, но в реальном мире на смерть одного человека, каким бы убытком она для нас ни оборачивалась, всем, включая власти, глубоко наплевать. Если только эта смерть не связана с чем-нибудь более важным или если в нее по какой-то причине не вцепились мертвой хваткой журналисты. Брунетти не видел точных цифр — статистику он оставлял на долю Патты, — но знал, что из всех совершенных убийств раскрывается меньше половины и чем дольше дело висит в полиции, тем меньше шансов найти преступника.
С убийства Ранцато прошел уже месяц, а Гуарино только сейчас начал прорабатывать версию с мужчиной из Сан-Маркуолы. Опустив ручку, Брунетти задумался. Либо им было на это наплевать, либо кто-то…
Раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Брунетти не стал представляться, а просто сказал: «Да».
— Гвидо! — послышался радостный голос Гуарино. — Как хорошо, что я тебя застал на месте! Мне сказали, ты мне звонил.
Хоть Брунетти и понимал, что Гуарино говорит все это на случай, если их подслушивают, его жизнерадостный тон сбил его с толку, и он потерял бдительность.
— Нам нужно обсудить все еще раз, — сказал Брунетти. — Ты мне не говорил, что…
— Послушай, Гвидо, — быстро перебил его Гуарино, в голосе которого никакого веселья больше не было. — Меня тут кое-кто ждет, но эта встреча всего на пару минут. Давай встретимся внизу, в том баре, где ты обычно бываешь?
— Который у… — начал было говорить Брунетти, но Гуарино вновь его перебил.