— Значит, вы знали ее раньше?
— До брака или до операции? — уточнил граф.
— До брака.
— И да и нет. Видишь ли, она всегда больше дружила с Донателлой. Кто-то из родственниц Донателлы попросил ее приглядеть за Франкой, когда она приехала сюда учиться. Кажется, занималась историей Византии. Но через два года учебу пришлось прервать — дома начались проблемы. Отец умер, и она была вынуждена пойти работать. Мать ничем ей помочь не могла, она ни дня в своей жизни не трудилась. Я не очень-то помню подробности этой истории, — добавил граф. — В отличие от Донателлы. Когда все это проговариваешь вслух, такое ощущение, будто пересказываешь мыльную оперу, — извиняющимся тоном сказал он. — Ты уверен, что тебе все это надо выслушивать?
— Я не смотрю телевизор, — не моргнув глазом, соврал Брунетти. — Так что мне очень интересно.
— Ну тогда ладно, — вздохнул граф. — В общем, вот что я слышал — правда, не помню, от Донателлы или еще от кого… Франка познакомилась с Катальдо, когда работала моделью — кажется, демонстрировала меха, — ну а то, что произошло потом, как выражается моя внучка, история, седая и древняя.
— А какое место в этой истории занимает развод? — поинтересовался Брунетти.
— Самое существенное, — грустно ответил граф. — Я уже давно знаком с Маурицио. Он не отличается особым терпением. Короче говоря, он сделал первой жене предложение, от которого та не смогла отказаться.
После многолетней практики допросов не очень-то разговорчивых свидетелей Брунетти нутром чуял, когда собеседник чего-то недоговаривает.
— Было что-то еще? — чуть надавил он.
Граф долго молчал, прежде чем ответить.
— Он был моим гостем, и мне совершенно не хочется говорить о нем гадости, но… Поговаривают, что Маурицио — человек очень мстительный, и, возможно, его первая супруга согласилась на развод не совсем по доброй воле.
— Боюсь, где-то я все это уже слышал, — заметил Брунетти.
— Что именно? — резко спросил граф.
— То же, что и вы, Орацио. Ту же старую, как мир, историю: пожилой мужчина встречает милую девушку, бросает супругу, женится на подружке in fretta е furia[16], и потом они, как правило, вовсе не живут долго и счастливо. — Брунетти и самому не понравился тон, каким он это произнес.
— Но у них все не так, Гвидо, — возразил граф. — Совсем не так.
— Почему?
— Потому что они и впрямь живут долго и счастливо. — В голосе графа слышалась та же зависть, с какой он говорил про вечер, проведенный за обсуждением Цицерона. — Ну, во всяком случае, так мне говорила Донателла. — Тебя озадачила ее внешность? — после короткой паузы спросил граф.
— Ну можно и так сказать.
— Я никогда не понимал, зачем она на это пошла. Была такой миленькой! Ей совершенно ни к чему были никакие операции, но в наше время женщины… — Граф умолк, и окончание фразы повисло в воздухе. — С тех пор прошло уже пару лет. Они тогда уехали, вроде как в отпуск, но надолго, на несколько месяцев. Я уж и не помню, кто мне это рассказывал, — заметил граф и, чуть помолчав, добавил: — Но точно не Донателла.
Брунетти был рад это услышать.
— Одним словом, — продолжил тесть, — когда они вернулись, она уже была такая. Говорят, ездили в Австралию. Но кто, скажите на милость, ездит в Австралию, чтобы сделать пластическую операцию?
— И зачем вообще их делают? — не подумав, спросил Брунетти.
— Гвидо, — отозвался через какое-то время граф, — лично я с этим завязал.
— С чем? — не понял Брунетти.
— С попытками понять причины человеческих поступков. Как ни старайся, все равно не узнаешь, что там было на самом деле. Водитель моего отца частенько повторял, что на плечах у человека всего одна голова, и помещается в нее только одна точка зрения по каждому вопросу. — Граф рассмеялся: — Ну, хватит сплетничать. На самом деле я просто хотел узнать, понравилась она тебе или нет.
— И только-то?
— Ну, вероятность того, что ты с ней сбежишь, стремится к нулю, — усмехнулся граф.
— Поверьте мне на слово, Орацио, с меня и одной читающей женщины довольно.
— Прекрасно тебя понимаю, Гвидо, прекрасно понимаю, — пробормотал граф. — Но ты так и не ответил на мой вопрос.
— Она мне понравилась. И что с того?
— Как ты думаешь, она честный человек?
— Уверен в этом, — сказал Брунетти, не задумываясь. Однако тут же спохватился: — Вот ведь странно, да? Я ее знать не знаю, а все равно ей доверяю — просто потому, что она читала Цицерона.
Граф вновь рассмеялся:
— На мой взгляд, в этом нет ничего странного.