— И что случилось потом?
— Воспаление все никак не проходило, но Франка тогда была совсем молоденькой и по уши влюбленной — как и ее муж. В их любви, Гвидо, я никогда не сомневалась. Ей не хотелось портить Маурицио отдых, поэтому она молча глотала таблетки, а когда боль становилась нестерпимой, просто увеличивала дозу.
На этот раз Брунетти не стал прерывать молчание графини и терпеливо ждал продолжения.
— Они провели на острове пять дней, а на шестой Франка средь бела дня потеряла сознание. Ее отвели к местному врачу — хотя медицина там еще та. В общем, врач сказал, что у нее в ротовой полости бушует воспалительный процесс, с которым он лично ничего поделать не может, так что Маурицио арендовал самолет и полетел с ней в Австралию — ближайшую страну, где они могли рассчитывать на более-менее квалифицированную помощь. Кажется, они поехали в Сидней. Впрочем, это все не важно, — рассеяно обронила графиня. Взяв стакан с водой, она наполовину его осушила и поставила на место. — Выяснилось, что ей занесли какую-то чудовищную больничную заразу. Видимо, изначально инфекция гнездилась в зубе, но затем распространилась дальше, на мышечные ткани челюсти и лица. — Графиня закрыла лицо руками, как будто пыталась спрятаться от тех слов, что собиралась произнести. — Врачам не оставалось ничего другого, как провести срочную операцию и попытаться спасти незатронутые инфекцией ткани. Оказалось, что именно эта конкретная инфекция не чувствительна к антибиотикам. Или у Франки была аллергия на нужный антибиотик? Я сейчас уже не помню. — Графиня, отняв от лица руки, взглянула на Брунетти. — Все это она рассказала мне сама, много лет назад. Слушать ее было для меня чистой мукой. Она ведь была такой хорошенькой! До того, как все это произошло. Но им пришлось разворотить почти все ее лицо, только чтобы спасти ее.
— Это все объясняет, — пробормотал пораженный Брунетти.
— Разумеется! — гневно воскликнула графиня. — А ты что, думал, что она сама хотела себе такое лицо!? Господи боже, неужели ты считаешь, что найдется в мире женщина, которой захочется вот так выглядеть?
— Я не знал, — сказал Брунетти.
— Разумеется, не знал. И никто не знает.
— Кроме вас, — заметил Брунетти.
Графиня грустно кивнула.
— Да, кроме меня. Когда они вернулись из отпуска, Франка уже выглядела так, как сейчас. Она тогда позвонила мне и спросила, можно ли ей прийти в гости. Я обрадовалась, что снова ее увижу. Мы ведь не виделись несколько месяцев, а по телефону Маурицио сказал, что она перенесла тяжелую болезнь, но не стал уточнять, какую именно. Сама Франка во время телефонного разговора упомянула, что с ней приключилось большое несчастье, и предупредила, чтобы меня не шокировал ее внешний вид. Она пыталась подготовить меня, — добавила женщина спустя мгновение. — Правда, к такому подготовиться нельзя, верно? — Брунетти оставил ее вопрос без ответа.
Он видел, что рассказ заставил графиню заново пережить минувшее волнение.
— Но ее лицо меня ужаснуло, — призналась она. — И я не сумела этого скрыть. Я ведь знала, что добровольно ни один человек не сотворит с собой такого. Она была такой красавицей, Гвидо! Ты даже не представляешь себе, какой красавицей!
Благодаря журнальной фотографии Брунетти вполне представлял себе, какой была Франка.
— И я расплакалась. Просто не могла сдержаться: взяла и разрыдалась на месте. И Франка принялась меня утешать. Ты только подумай, Гвидо! Она вернулась домой в таком состоянии, а нервы не выдержали у меня! — Графиня несколько раз быстро сморгнула, не давая пролиться слезам. — Хирурги в Австралии сделали все, что могли. Инфекция проникла слишком глубоко, и слишком много времени прошло с момента заражения.
Брунетти перевел взгляд за окно и начал рассматривать здания на той стороне канала. Спустя минуту, когда он вновь посмотрел на графиню, по ее щекам струились слезы.
— Мне очень жаль, Mamma, — сказал он, даже не сообразив, что впервые за годы их знакомства назвал ее мамой.
Графиня встряхнулась.
— И мне, Гвидо, мне тоже очень, очень ее жаль.
— Но что она тогда сделала? — спросил Брунетти.
— В каком смысле — что сделала? Вернулась домой, попыталась жить обычной жизнью. Но теперь у нее появилось это лицо, и люди стали думать про нее черт знает что.
— И что, она никому не рассказала, что с ней стряслось? — удивился он.