Михаил Лохвицкий
Выстрел в Метехи
Повесть о Ладо Кецховели
„Итак, борьба! Борьба!.. И если я паду в этой борьбе, не печалься; всякое дело, а тем более свобода требует жертв".
Возвращение
Ладо возвращался на Кавказ. Омнибус остановился на размытой ливнем дороге. Пришлось стоять, пока из ближайшей деревни не пригнали быков. Возле Коби, перед подъемом на Крестовый перевал, омнибус задержали казаки. Урядник сказал, что омнибус пойдет дальше, как только прогонят арестованных. Из-за деревни вывели толпу осетин и чеченцев, связанных за руки по трое, по четверо. Позади везли на арбе мертвых. Конные казаки подгоняли арестованных нагайками. По обочинам, с детьми на руках бежали грузинки-горянки, проклиная предков и потомков осетин, чеченцев и всех других нехристей.
Старик, стоявший у омнибуса, объяснил, что казаки ведут участников набега.
— Князья Чопикашвили наняли наших в чабаны, гнать овец на зимние пастбища, и там вторглись в чеченские земли, а чеченцы сговорились с осетинами, задумали отомстить нам.
— Куда их ведут? — спросил Ладо.
— Хотели в Тифлис, а теперь распоряжение пришло — во Владикавказ,
Седобородое лицо старика казалось знакомым. Не у него ли Ладо ночевал два года назад, когда бежал из Тифлиса в Баку, а из Баку перебирался во Владикавказ? Боясь, что станут осматривать омнибусы и кареты, он раздобыл крестьянскую одежду и пошел по Военно-Грузинской дороге пешком, останавливаясь в саклях мохевцев, осетин и чеченцев. Повсюду, не спрашивая, кто он, ему давали ночлег и выкладывали на стол гостевой запас, который имеется даже в самом бедном доме для нежданного пришельца, щедро поили пивом. Чтобы сварить пиво, горцу нужно вырастить ячмень, а ячмень выращивают, повисая на веревке, разрыхляя скудную землю крутого обрыва мотыгой, заталкивая каждое зернышко в почву пальцем. Может быть, горцы потому и отличаются достоинством, честностью и прямотой, что вся их жизнь проходит под тенью смерти. Разрыхляя почву для посева, того и гляди сорвешься, упадешь в пропасть. И не забывай поглядывать по сторонам — если появится враг, успей доползти до ружья. А враг — такой же горец, только он говорит на другом наречии, молится Аллаху, призывает на помощь в горе своем Мухаммеда, читает салят аль-хаджа, молитву об исполнении желания, а ты молишься Богу и, прося защиты у святого Георгия, зажигаешь свечу перед иконой. Лучшее поле, лучшее пастбище и у тебя, и у врага твоего отбирают князья, но свой единоверец-князь кажется тебе ближе врага-бедняка, и вы враждуете, называя человека другой народности бранным презрительным словом, все стычки свои разрешаете пулей и кинжалом, а потом и тебя, и твоего врага казаки избивают нагайками, и чиновники, говорящие на непонятном языке, называют вас разбойниками, судят и отправляют на каторгу.
Омнибус медленно полз к туманной седловине перевала. Внизу, по ту сторону перевала, — деревня Млети. Там Ладо тоже ночевал и за скудным ужином долго толковал с крестьянами. Он не мог забыть, как полиция и казаки избивали нагайками и рубили шашками кондукторов и кучеров тифлисской конки, которых Ладо поднял на забастовку, мучился побоищем, каждую ночь вспоминая израненных, избитых людей. Крестьянам Ладо говорил о мести — они должны не только сообща защищаться от князя, владетеля этих мест, но и сами нападать на него, на его слуг.
Если бы удалось сегодня заночевать в Млети и снова встретиться с теми крестьянами, Ладо начал бы разговор с другого, с того, что им надо прежде всего полюбить простых ингушей, не называть нечестивцами, нехристями чеченцев, не передразнивать говор осетин, признать братьями бедняков армян и русских и понять, что у обездоленных есть только один враг — тот, кто всех их грабит и притесняет.
В Тифлис приехали затемно. Выйдя из омнибуса, Ладо посмотрел на оживленный, освещенный газовыми фонарями Головинский проспект. Возле Разгонной почты ютилось несколько лавок. Одна была открыта. Ладо купил хлеб, свой любимый тушинский сыр, остановил проезжавшего извозчика и поехал на железнодорожный вокзал. Кучер не оборачивался, и Ладо на темных улицах отламывал хлеб и сыр и бросал кусочки в рот.
Кое-где выросли новые дома. Город за последние годы стал отстраиваться, расти. Города меняются скорее, чем люди, потому что люди, перебираясь в новый дом, переносят в него старые привычки. А может, он и ошибается — нынешнее время сильно разрушает прежний уклад.