Лавров сел.
— Ваш бакинский коллега, ротмистр Вальтер, каяжется, дружен с вами? — спросил у него генерал,
— Так точно, ваше превосходительство. Вальтер — неплохой работник, знает грузинский и татарский языки. Но вспыльчив во хмелю.
— Он, кажется, зарубил студента.
— Ротмистра Вальтера оправдал суд чести, ваше превосходительство.
— Все же офицерам Отдельного корпуса жандармов не следует привлекать внимание общественности к нашей службе, тем более такого рода действиями. В Петербурге тогда были недовольны. Но вернемся к делу. Кто из лиц, находящихся в Баку под негласным надзором полиции, подозревается в причастности к типографии?
Лавров наморщил лоб.
— На заводе «Электрическая сила» под наблюдением находятся Енукидзе и Козеренко. По агентурным данным, деятельным участником организации типографии является Енукидзе…
— А Владимир Кецховели? — спросил с невинным видом Лунич.
По лицу Лаврова словно судорога прошла. Попытки его поймать Кецховели давно стали притчей во языцех. Он, не скрывая злобы, покосился на Лунина и процедил сквозь зубы:
— Да, филеры утверждают, что он в этом деле главный.
— Ротмистр, — резко сказал ему генерал, — то, что Кецховели водит вас за нос, не есть основание умалчивать о тем. Доложите точно и обстоятельно. Лавров заерзал на стуле.
— Кецховели, по нашим данным, где-то скрывался с начала 1900 года. Его или личность, по приметам схожую с ним, видели многократно в Тифлисе и в Горийском уезде. Затем стало известно, что он проживает в Баку под фамилией Деметрашвили…
— Отличная осведомленность, — окончательно рассердившись, сказал генерал, — добавьте еще, что вы с ним, так сказать, лично знакомы.
— Так точно, ваше превосходительство, встречался, — нехотя подтвердил Лавров.
Лунич усмехнулся так, чтобы это заметил генерал.
— Летом сего года, — продолжал Лавров, — если не ошибаюсь, в июне, поступили сведения о том, что он собирается выехать из Баку в Петербург вместе с Вано Стуруа и какой-то акушеркой-еврейкой якобы для совершения террористического акта. Затем дополнительно нам сообщили, что какой-то Георгеньяни…
— Георгобиани, вероятно, — поправил Лунич, искоса разглядывая Лаврова. На щеках румянец, сложен крепко, такие в юнкерских училищах отличаются в фехтовании на саблях, хорошие службисты, но хороши в строю, а не в розыскной службе.
Лавров, сбитый репликой Лунича, помолчал, потом счел за лучшее согласиться:
— Возможно, что Георгобиани. Так вот, этот Георгобиани приобрел паспортную книжку на имя Николая Меликова. С конца весны Кецховели нигде филерами замечен не был.
— Есть основания полагать, что он вернулся в Баку? — спросил Дебиль.
— Такого рода данных не поступало. Дебиль посмотрел на Лунича.
— Что скажете вы?
— Уверен, что Кецховели — главный организатор типографии, ваше превосходительство. У меня вопрос к ротмистру Лаврову. Разрешите?
Дебиль кивнул.
— Вы как-то рассказывали, ротмистр, что некий аноним указывал на местопребывание Кецховели. Не удалось ли отделению установить личность анонима?
— Никак нет, — ответил Лавров, — хотя мы в этом весьма заинтересованы. Видимо, он близок к Кецховели, осведомлен о его появлениях в Тифлисе. Например, о том, что Кецховели будет ночевать в квартире Джугели, было сообщено этим неизвестным лицом, затем…
— Ротмистр, — вновь рассердился генерал, — объясните все же, каким образом Кецховели всегда ускользает от вас?
«Настоящий дебил! — подумал Лунич. — Генерал и Лавров стоят друг друга. Неужели ему не ясно, что Лавров не в состоянии соперничать в уме и находчивости с Кецховели!» Кецховели брал и будет брать верх над Лавровым потому, что его поступки всегда неожиданны, противоречат представлениям Лаврова о действиях революционеров. Лаврову кажется, что Кецховели должен бояться жандармов, убегать от них. А если он не боится и не убегает, значит, он не Кецховели. Буквально так и случилось на квартире Джугели. Кецховели, услышав, вероятно, стук в дверь, лег на матрац, постеленный на полу, и захрапел. Хозяйка сказала, что спящий — ее крестный из деревни, дьякон. Лавров даже ткнул Кецховели сапогом и сказал: — Ишь, горазд храпеть, деревенщина! — И удалился, раздосадованный неудачей. А когда он все же вернулся, «дьякона» и след простыл. Ей-ей, за такой фортель, проделанный с Лавровым, Лунич при случае с удовольствием пожал бы руку Кецховели.