17 августа 1903 г. № 6723
Имею честь донести Вашему превосходительству, что сего числа около 10Д часов утра на посту № 6, часовым этого поста рядовым 2 роты I Стрелкового батальона Сергеем Дергилевым был произведен выстрел в окно второго этажа, где помещался в одиночной камере № 4 политический арестант Владимир КЕЦХОВЕЛИ, обвиняемый в преступлении, предусмотренном 251, 252 и 318 ст. ст. Уложения о наказаниях. За выстрелом последовала моментальная смерть Кецховели…
Заведующий Тифлисским Метехским тюремным замком
А. Милов.
Дыхание земли
За стеной тихо разговаривали сыновья и невестка.
Старый Буцефал громко всхрапывал в конюшне, рядом, в хлеву, пережевывала жвачку корова.
Все было как обычно, но Захарию казалось, что звуки эти доносятся из прошлого. С той минуты, как заплаканный Датико Деметрашвили привез весть об убийстве Ладо, время для Захария словно пошло в обратном направлении.
Ладо надо было похоронить, и они поехали в город — и Нико, и Сандро, и Вано, только освободившийся от солдатчины, и Датико, который ни на шаг не отходил от Захария. Знакомый по прошлогоднему приезду в Тифлис Михо Бочоридзе посоветовал пойти в Метехи. Может быть, отцу, священнику, отдадут тело Ладо.
Они поехали в Метехи.
К смотрителю тюрьмы Милову Захария и Нико впустили через час.
Милов сидел за столом и что-то писал.
Увидев священника, Милов привстал, показал рукой на кресло.
— Прошу садиться. Слушаю вас.
Нико назвал отца и себя, сказал по-русски, что отец и он покорнейше просят выдать им тело убитого Владимира Кецховели для предания земле по христианскому обряду.
Милов снова привстал и, глядя на Захария, сказал:
— Я искренне соболезную вам в вашем горе. Я сам отец, я весьма понимаю вас.
Нико перевел, и Захарий облегченно вздохнул.
— Но, — продолжал Милов, сочувственно посматривая на священника, — я вынужден отказать вам. Ваш сын содержался в тюрьме как политический преступник.
— Спроси у него, — сказал Захарий, — разве Ладо все еще заключенный? Разве после того, как его убили, он не обрел свободу и не стал просто моим сыном?
Милов выслушал вопрос и наклонил голову.
— Ваш отец прав как христианин. Однако именно он, служитель культа, должен понять, что все мы должны руководствоваться не личными интересами, а, в первую очередь, благом общества, государства.
— Государству не будет нанесен вред, если я предам прах сына земле, — сказал Захарий.
— Я буду откровенен, — сказал Милов, — нам известно, что похороны вашего сына будут превращены в политическую демонстрацию. Могут быть беспорядки, новые жертвы…
— Мы увезем его в село Тквиави и похороним рядом с матерью, — сказал Захарий. — Вы говорите, что вы сами отец. Представьте себе, что ваш сын…
— Мой сын? — Милов вдруг вскочил, подбежал к двери, вернулся к столу и, сцепив пальцы до белизны, быстро проговорил: — Мой сын? А вы знаете, что делал ваш сын? С того часа, как он поступил в тюрьму, у нас не было ни одного спокойного дня. Он пел песни, он смеялся, он был вожаком буйств и демонстраций политических арестантов, он потребовал, чтобы с окон были сняты щиты, он разбил табуреткой все стекла, он…
У Милова тряслись губы, он рухнул в кресло и посмотрел на священника глазами затравленного зверя.
— Видит бог, я не хотел его смерти, — сказал он, — поверьте мне, батюшка.
— Если он верит в бога, — сурово произнес Захарий, — пусть отдаст мне сына. Спроси его, Нико, он верит в бога?
Он встал. Милов посмотрел на стоптанные сапоги священника, потер рукой лоб и процедил сквозь зубы:
— Служителю культа негоже задавать мне такой вопрос. Все мы служим богу и государю-императору.
— Скажи ему, что он врет. Он не верит в бога. Пойдем, Нико.
Солдат, дожидавшийся в приемной, повел их темными коридорами и вывел на тюремный двор. Не успели они пройти несколько шагов, как во всех окнах, закрытых решетками, появились лица заключенных. Из одного окна высунулась рука с платком. Кто-то закричал:
— Ладо-о-о!..
Рев прокатился по двору, какой-то офицер догнал их и крикнул:
— Не останавливаться!
Нико помахал арестантам рукой. Захарий втянул голову в плечи и заторопился к воротам. По двору забегали офицеры и солдаты охраны.
Захарий и Нико стали спускаться по узенькой улочке к мосту, навстречу им бежали Сандро, Вано и Давид, а сверху со скалы из стен тюремного замка все несся протяжный крик:
— О-о-о-о…
Когда они подошли к мечети, Захарий оглянулся на стены тюрьмы и спросил: