Увидел бы Красин его сейчас, посмотрел бы, как он валяется. Сколько лет Красину? Тридцать или чуть больше. Всегда собран, элегантен, деловит, сдержан, хотя в улыбке, в блеске глаз, в крепком пожатии проявляется человек сердечный и добрый. Леонид Борисович держит чувства под контролем разума. Не то что некий «Отец Нины», который часто поверяет правильность умозаключений чувством. Красин — главный инженер общества «Электрическая сила». Он устраивает эсдеков к себе на работу, добывает деньги и бывает в высшем обществе, откуда выносит иной раз очень полезные сведения. Его главная обязанность — уцелеть при любых провалах, чтобы потом было кому восстановить прерванные связи «Искры» с бакинской организацией.
Ладо бросил окурок в блюдечко. Вставать не хотелось.
Повернув голову, он увидел паутину — округлую сеть, протянутую между спинкой кровати и стеной. От центра сети во все стороны — так дети рисуют лучи солнца — шли струны потолще, их пересекало множество тончайших кругов, и все нити отливали на свету голубым и фиолетовым цветом. Серенький паучок сноровисто оплетал вздрагивающую муху. От дыхания Ладо ажурная пряжа заколебалась. Паучок забеспокоился, оставил муху и пробежался по своим воздушным дорожкам. Но с ним что-то случилось, он упал и повис, раскачиваясь на паутине. Ладо наблюдал за паучком, который стал делать что-то непонятное. Быстро перебирая длинными лапками, он полез вверх, словно гимнаст в цирке по канату, но канатик все укорачивался, и казалось, что паучок вбирает его в себя.
Ладо смел рукой паутину и отвернулся.
…Обычно много паутины бывает осенью. А этим летом, особенно в Киеве, паутина летала всюду. Он долго слонялся тогда по городу. Нового агента «Искры» — Наследника Красавца в Киеве не было — он должен был приехать на следующий день утром, и Ладо решал в уме проблему ночлега. Вдруг захолодало, подул ветер.
В парке на Владимирской горке паутина свисала с веток, связывала листву, липла к лицу и рукам. Навстречу Ладо шла девушка, некрасивая, с большими светлыми глазами. По ищущему взгляду, по запаху дешевых духов Ладо угадал, кто она. — Где тут поблизости кухмистерская или обжорка? — спросил он. Она остановилась, показала пальцем: — Там. — Очень уж у нее был одинокий вид. Он, даже не успев подумать, предложил: — Пойдемте, поедим вместе. — Она сдвинула брови, оглянулась. Вокруг никого не было. Снова посмотрела на него. Он улыбнулся. — Что ж, пойдемте, — сказала. Он заказал борщ. — Я выпила бы, — сказала она. Он в уме пересчитал наличность и заказал два шкалика водки. Лицо у нее порозовело, она расстегнула ворот легкого пальто и сперва украдкой, потом откровенно стала рассматривать его. — Вот вы красивый, сильный, а мне вас жалко. — Он удивился, но ничего не сказал. Они выпили по стакану чая, и Ладо позвал полового. Ее рука под столом вдруг положила на колени Ладо кошелек. Он почувствовал, что бледнеет, — он не краснел, а бледнел от стыда или возмущения — и посмотрел на нее в упор. Она сидела напряженная, готовая расплакаться, если он не возьмет деньги. Надо было сказать, что он с Кавказа, что у них так не принято, пусть не обижается. Как она угадала, что у него плохо с деньгами? Он сделал над собой усилие, взял кошелек и расплатился. Лицо ее посветлело. — Вы не тутошний, есть у вас где переночевать? — Он покачал головой. Когда они вышли, он молча вернул кошелек. Она спрятала его в ридикюль. — Пойдемте, сведу вас к себе, поспите, я уйду до утра, не помешаю. — Она пошла вперед, не дожидаясь согласия. Привычная осторожность снова заставила задуматься. Некоторые из таких, как она, состоят на службе в охранке. Но ей, кажется, можно было довериться. Он прибавил шаг и догнал ее. Они дошли до какого-то дома. В каморке не было окон, дверь выходила на лестницу. Она зажгла лампу. — Утром, если рано уйдете, ключ под половиком оставьте. — Опустив глаза, она торопливо вышла. Ладо на? кинул крючок на дверь, разделся, потушил лампу, лег, На стене тикали ходики. Засыпая, услышал какой-то звук за дверью, вскочил, быстро, на ощупь оделся, неслышно подошел к двери и прислушался. Жандармы сразу постучали бы… Откинув крючок, слегка приоткрыл дверь и скорее угадал, чем узнал женщину, которая дремала, сидя на нижней ступеньке лестницы. Он позвал ее в комнату и, ругаясь по-русски и по-грузински, уложил на кровать, закутал одеялом и лег рядом, укрывшись своим пальто. — Дуреха! — сердито повторил он и заснул, словно провалился в яму. Проснувшись, увидел, что она ходит по комнате, накрывая на стол. Он вскочил, посмотрел на часы. Она показала рукой в угол комнаты: — Рукомойник. Умойтесь. Чай горячий. — Он шагнул к рукомойнику, фыркая, мгновенно умылся, провел полотенцем по лицу, одной рукой влез в рукав пальто, другой схватил чашку с чаем. Она сказала, не переводя дыхания: — Хорошо вы давеча меня ругали, а что дурехой оказалась, простите, и не жалею я вас, как вчера, я благодарствую и очень вам желаю, чтобы душа ваша никогда не была, как у меня, заблудшая и чтобы не были вы одинешеньки на белом свете. — От взгляда ее, голоса и от того, что она сказала, на глаза навернулись слёзы. Она испугалась: — Почему вы плачете? — Он вытер слезы. — Глаза у меня, милая, так устроены, выдать, материнские. — Они посмотрели друг на друга, радуясь и печалясь, и он шагнул за порог, пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку, и улыбаясь ее улыбкой. Так, с улыбкой, он и пришел к Наследнику Красавца. — Чему вы радуетесь? — растерянно спросил тот. — Надеюсь, добрались без «хвоста»? — Не беспокойтесь, — ответил Ладо. — Я подарок получил от одного человека, пожелание хорошее. — После встречи он прошелся по городу, посмотрел издали на знакомую ему Лукьяновскую тюрьму. «Пусть добрая судьба поможет вам уйти оттуда, друзья мои», — подумал он.