Темур не верил ни в бога, ни в дьявола, иначе он заподозрил бы, что один из них вдруг протянул ему руку помощи. Кто-то тихо сказал за его спиной:
— Узнать бы, кто этот смутьян? Как инородцы кашу заваривают, так нашему брату, русскому, солоно приходится. — Темур обернулся, увидел знакомое испитое лицо, курносый нос и злые глаза. Об этом рабочем говорили нехорошее. Темур думал мгновение.
— Я знаю бритого, — вполголоса сказал он. — Это Ладо Кецховели, работает конторщиком в типографии Хеладзе. — Темур отвернулся, чтобы рабочий не запомнил его лица.
Утром во двор конного парка ворвались полицейские. Рабочие отступили, и Темур понял, что пришел его час, что он может показать себя. Он выломил из ограды железный прут, с криком кинувшись на полицейского, и, холодея от ужаса, ударил его прутом, как копьем, в живот. Острый конец прута вонзился глубоко, полицейский закричал и повалился. Другие рабочие тоже стали выламывать прутья и выковыривать из мостовой булыжники. Темур бил ногами полицейского, не в силах остановиться. Кто-то оттащил его. — Очумел ты что ли, парень? Хватит, он давно мертвый. — К парку скакали казаки и жандармы. Темур огляделся, перелез через ограду и спрятался в саду Муштаида…
Те, кто видел, что Темур первым бросился на полицейского и убил его, молчали. Эсдекам стала известна смелость горбатого кондуктора и то, что он повел людей за собой. Полиция расспрашивала всех о Кецховели. Рабочие узнали, что назвал его имя русский слесарь. Темур выдавил сквозь зубы, что предателя надо убрать, может ведь он пьяным случайно упасть под вагон конки. Рабочие переглянулись: «Голова у тебя варит». Через несколько дней доносчик утонул в Куре, и полиция установила, что он утонул в состоянии опьянения.
Темур присматривался к членам комитета, определяя тех, кто в будущем может быть опасен ему. Однажды, подслушивая у окна, он узнал голос Кецховели. Снова этот человек! Откуда он появился? Одно лишь смог узнать Темур — Ладо будет ночевать на квартире Джугели. Кровь прилила к голове Темура, и он отошел к воротам. Когда стемнело, Закро, как всегда, подошел к нему: — Все ушли тем ходом, ты тоже можешь идти. — Темур, не глядя, кивнул. Он долго ходил по улицам, решаясь, и решился: с дороги, на которую раз ступил, не сворачивают. Он надвинул фуражку на глаза, подошел к жандармскому управлению и повелительно сказал стоящему на улице жандарму: — Передай сейчас же ротмистру Лаврову, что Кецховели будет сегодня ночевать на квартире Джугели. — Жандарм козырнул и вошел в подъезд. Темур убежал. Несколько дней он ждал известия о том, что Ладо пойман, но тщетно.
И вот теперь Костер сообщил ему об аресте.
Темур принялся за работу. Как бы узнать, правда ли, что Ладо арестован? Отправив депеши, он покосился на старшего телеграфиста — отпустит он его или нет? Услышав, что Темур нездоров, старший телеграфист разрешил ему уйти.
Темур поблагодарил, вышел и через четверть часа постучал условным стуком в ставень домика на Елизаветинской улице, где была конспиративная квартира.
Известие об аресте Кецховели подтвердилось.
Темур отправился к матери. Разбудив ее, попросил вина. Мать обрадовалась Темуру, достала кувшин вина, поставила хлеб, сыр, зелень. На лице ее появились морщины, но коса была густая и блестящая, как у девушки. Заметив взгляд Темура, она накинула на голову платок, села напротив и, пряча в уголках глаз и в морщинках жалостливую, виноватую улыбку, смотрела, как он пьет вино.
— Хорошее? — спросила она.
Темур пожал плечами. Он не любил вино и пил его редко, наверное потому, что маленьким часто видел, как напивается кузнец.
— Одного… знакомого арестовали, — сказал он, — в Баку.
Мать понимающе закивала.
— Вот несчастье. Да ты пей, сынок. Мяса вот только у меня нет.
— Без денег сидишь?
— Тебе нужны, сынок? У меня есть три абаза[4].
— Оставь себе. Придет время, ни в чем не будешь нуждаться. Помнишь дом князя? В нем будешь жить, — пообещал он.
Она опустила голову.
Ладо арестован. Руки Темура остались чистыми. Впрочем, какое это имеет значение! Ладо может сбежать из тюрьмы, и все начнется сначала. Что ж, Темур вроде бы окончательно излечился от симпатии к этому человеку, единственному, которого он чуть было не полюбил.