Потолковав еще немного, мы легли спать. Весь следующий день я работал, а под вечер мы вернулись в Гори.
Застоявшиеся лошади бежали резво.
— По-моему, — сказал я, — Ладо был очень талантливым человеком…
— Что именно ты имеешь в виду?
— Талант быть человеком — прежде всего. Я не говорю о его способностях художника и музыканта.
— Поэта тоже, — прибавил Варлам. — Он писал стихи. А ты никогда не думал о том, чем талантливые люди отличаются от бесталанных?
— Тем и отличаются, что у одного талант есть, а у другого нет.
— Я не о том. Ты верно сказал о Ладо — талант быть человеком. Такие люди помогают общему движению вперед. А бесталанные тормозят движение и частенько пускают общий фаэтон задним ходом. Не ухмыляйся, моя точка зрения не менее уважаема, чем точка зрения любого философа. Для меня, например, все Ганнибалы и Александры Македонские, о которых говорят, что они были талантливыми полководцами, просто бездари. Если человек ведет людей к своей цели и утверждает: грабь, убивай — он для меня бесталанная пустышка… Посмотри, до чего хорошо лунный свет лежит на горах. Где-то я прочитал, что горы — это застывшее движение.
— Может, вы сами придумали такое сравнение?
— Все может быть.
Вскоре впереди показалась горийская крепость. Когда лошади перебрались через мостик, Варлам оживился.
— Показать тебе старый Гори? Ты ведь еще не сумел как следует разглядеть наш город.
— Покажите.
Мы поездили по улицам, потом Варлам остановил лошадей.
— Начнем осмотр отсюда, — сказал он. — Смотри. Видишь пекарню? Раньше там был собор. В нем похоронили генерал-майора Бурцова. Он был ранен в турецкую войну и умер в Гори. Эта улица называлась Соборной. Здесь проходили парады войск, били барабаны, трубы играли марш, которым всегда начинался парад. Там Троицкая церковь, а это вот костел и две армянские церкви. А там бегал смуглый и юркий, как ртуть, мальчишка. Теперь он известен под именем Камо…
Слушая Варлама, я мысленно переносился в то далекое время… Узкие улочки с одноэтажными кирпичными домами. На каждом шагу духаны. Пахнет шашлыком и древесным углем. Чувячники не работают, но лавки их открыты, и товар разложен прямо на мостовой. На подоконниках лежат и лениво переговариваются через улицу толстые женщины с тоскливыми глазами. У низкой прокопченной кузницы лежит на спине бык. Морда его стянута веревкой, ноги зажаты попарно меж двух брусков, обвязанных сыромятными ремнями. Кузнец в фартуке, надетом на голое, блестящее от пота тело, прибивает гвоздями подковки к копытам быка. В стороне арба, и второй бык сонно пережевывает жвачку, роняя на камни мостовой белую пену…
— Вот здесь, — сказал Варлам, — жил Мате Кереселидзе. Он сыграл в жизни города такую же роль, как в Петербурге Станкевич. Мате был одним из самых образованных и просвещенных людей в Гори, в дом к нему приходила, чтобы попользоваться книгами из его большой библиотеки, уйма народа. Здесь Ладо прочитал Писарева и Добролюбова.
Фаэтон останавливается на небольшой площади, неподалеку от костела.
— Весовая площадь, — объяснил Варлам. — Здесь жили богачи. Их владения — дом, службы назывались по фамилиям владельцев — Джулабаант-кари, Тумаант-кари, Зубалаант-кари… Врата Джулабовых, врата Тумановых, врата Зубаловых. Под домами были огромные подвалы, подземные ходы — припасы там хранились, вино. Весь городок накормить можно было. В этом доме жил Николай Джулабашвили, богач и меценат, женатый на Анико Саакадзе, родившейся в селе Ноете, она из рода Георгия Саакадзе. Они имели двадцать два ребенка. Сюда приходил педагог Яков Гогебашвили, наш грузинский Песталоцци, и писатели-народники Сопром Мгалоблишвили и Нико Ломоури, забегали подкормиться и послушать разговоры старших ученики духовного училища. Здесь бывал Ладо, здесь отчаянно спорили.
— …Господа, поднимем тост за нашу многострадальную родину, за нашу бедную Грузию. Алла верды, князь! Хай, да мравалжамиер, мравалжа-миер!..
— За Грузию, за нашу верную службу его величеству, который отметит нашу преданность, мы доказали ее, помогая усмирять Западный Кавказ.
— Главное — возбуждать в молодежи интерес к грузинской литературе, к грузинскому языку.
— Мы придем к расцвету нации только рука об руку с крестьянством. Грузинский крестьянин — единственная опора для возрождения родины.
— Лицом к Европе, господа, лицом к Европе! Нам помогут. Там уже давно прошли путь, на который нам предстоит стать.