— Будущее мира в руках пролетариев! Вы читали про призрак коммунизма, который бродит по Европе? Мне кажется, что он уже добрался до Кавказа…
Цокали копыта. Варлам что-то бормотал и напевал. Я прислушался. Он, оказывается, повторял:
— Царь милостив — хай, да мравалжамиер… Рука об руку с крестьянством — хай, да мравалжамиер… Будущее в руках пролетариата… хай, да мравалжамиер!
Мы попетляли по старым переулкам и выехали на широкую улицу, которая шла от площади перед горкомом партии к мосту через Куру.
— Куда мы теперь? — спросил Варлам. — В Киев?
— Давайте, — сказал я, — еще разок заглянем в Тквиави. А уж потом махнем в Киев.
Людские раны
Отшагав от Гори до Тквиави восемнадцать верст, Варлам первым делом начинает обшаривать все углы в поисках съестного. Где-то у него был кусок овечьего сыра. Неужели съел и позабыл, как съел? Или сыр утащили мыши? Про ячменный хлеб помнит, утром он поделился им с голодной соседской собакой. Крестьяне собак почти не кормят. Поэтому псы в селе такие бешеные. С голоду каждый взбесится!
На дне ларя он находит высохшую кукурузную лепешку. Зачерпывает воды и садится ужинать. Хватить бы лепешкой по голове уездного фельдшера! Сквалыга! Сидит в Гори, в деревни носа не кажет, а Варламу не дает за больными присматривать, жалуется начальству, что сопляк, неуч берется лечить людей. Варлама из-за этого даже к приставу таскали. А ведь при Плетневе фельдшер был тише воды, ниже травы, смотрел на Варлама умильными глазками и все приговаривал: — Способный мальчик, очень способный, пусть учится, мне, старику, подмога будет. — А теперь боится, что заработок отобьют. Варлам сказал ему как-то: — Если узнаете, что я хоть полушку взял, вот ваша сабля, вот моя голова. — Все равно фельдшер не поверил.
Мысленно обругав уездного фельдшера и поев, Варлам успокоился и взялся за книжку. Каждый день он сидит, зубрит латынь, знает, что студенту-медику без латыни и шагу не сделать. Латынь ему дается. А сейчас, когда вернулся Ладо, совсем хорошо стало. Если чего не поймет, бежит к нему, спрашивает. В семинарии их латынью. Как следует напичкали. Звучный язык! Repetitio est mater studiorum- повторение — мать учения. Per aspera ad astra — через тернии к звездам.
Тоскливо на душе у Варлама. Родители погибли в горах, попали под снежную лавину, Плетнев уехал… Ладо старается затащить его к себе, чтобы накормить, а он знает — у них у самих негусто. Ладо сердится. — Мое — это твое. Варлам объясняет: — У тебя еще нет твоего, все отцовское. А он: — У меня моего не будет, все будет общее, наше.
У Захария хранятся деньги Варлама, вернее, не его, а те, что собраны дворянами ему на учебу. На прошлой неделе в деревню забрел торговец, Варлам решил купить себе обувь, но у Захария и полушки не вытянешь. Он только обозлился. — В конце августа все сполна получишь, а раньше и не надейся. — Захарий, конечно, прав, начнешь тратить деньги, и прощай, Киев. Надо дотянуть до августа. Может, в работники снова возьмут. В Тквиави все же легче живется, чем в других селах. Воды для полива много, и раз в два года каждая семья продает фруктов рублей на сорок, не меньше. А если очень задождит, да на скот мор найдет, все крестьяне, кто на ногах стоит, уходят в соседний уезд, нанимаются в батраки.
Стемнело. Варлам зажег коптилку.
Где-то возле церкви протяжно закричала женщина, за ней — другая, залаяли, завыли собаки. Что могло стрястись? Всех больных Варлам позавчера смотрел — в своей деревне он плюет на фельдшера и его козни, — тяжелых среди них не было.
Послышались голоса. Варлам выскочил за дверь.
Старого Пимена он сразу узнал, а второго, Саркиса, разглядел, когда они подошли. Родители Саркиса бежали во время русско-турецкой войны откуда-то из-под Карса и поселились в Тквиави. Сестра Саркиса в прошлом году вышла замуж за сына Пимена — Васо.
— Скорее, — хрипло дыша, говорит Пимен, — беда, Васо ранен. В лес за бревнами ездили, дерево на него упало. Ничего не пожалею, спаси!
— Что хочешь проси, — повторяет за ним Саркис, — все отдам, что имею.
Бинтов, корпии у Варлама нет. Ни морфия, ни хлороформа. Даже йод кончился.
— Крови много потерял, еле жив.
Саркис дергает Варлама за рукав. Скорее, мол.
Но ему надо собраться с мыслями. От Плетнева остался саквояж с хирургическими инструментами.
Варлам умеет держать скальпель, накладывать швы, зажимать артерии. Вывихи и переломы крестьяне сами лечат, но если Васо потерял много крови, значит раны открытые.