Выбрать главу

Ладо спрыгивает с крыльца, собирает книжки, вытирает их носовым платком и протягивает девушке. Она улыбается и говорит:

— Спасибо… Я вас знаю. Вы живете в доме госпожи Ширжерской. Я живу за углом, в Покровском переулке. Вон в том доме, номер восемь. А рядом с вами в этом доме живет моя тетя. Разве вы ни разу меня не видели?

— Наверное, видел. Да, да, конечно, видел!

— Но не изволили замечать, да? Вас зовут Владимир и вы грузин, правда?

— Вы знаете, как меня зовут?

— Я вовсе не интересовалась, не воображайте. К маме и тете на прошлой неделе зашел дворник Василий… Правда, он на быка похож? Он и рассказал про семинаристов, что квартиру снимают.

— Там не один я грузин.

— Другой — такой насупленный, бука, и на медведя похож. Третий — маленький и быстрый, как зайчик.

— А я на кого похож?

— Вы? — она наклонила голову к плечу и засмеялась. — Не скажу.

— Как вас зовут?

— Правда не знаете?

— Мне дворник ничего не рассказывал.

— Мне он тоже на вас пальцем не показал. Я угадала.

— Я тоже угадаю. Вас зовут…

Она с любопытством уставилась на него.

— Ну?

— Не то Евлампия, не то Евпраксия. А может быть, Варвара.

Она возмущенно уставилась на него и расхохоталась.

— Сами вы варвар! Поделом мне. Меня зовут Марией. Ой, я заболталась, а мне на музыку… Может, вы придете к нам? Приходите, не стесняйтесь, я буду ждать вас.

— Спасибо, Маша.

— Дома меня называют Марусей.

— Мне нравится имя Маша. Мария по-грузински — Маро или Машо.

— Очень приятно. До свидания, я опаздываю. Она убежала.

Он посмотрел ей вслед. Как случилось, что он не замечал ее до сих пор? Ведь живет она совсем рядом. Впрочем, ему так все вокруг не нравится, что на людей даже смотреть не хочется. На чужой стороне — прескверно. Еще только осень, а он мерзнет в своем старом пальто. То теплое, которое ему сшили дома, он отдал Элефтеру Абесадзе — у него вообще нет своего пальто. Отец Элефтера умер, и мать посылает ему всего двенадцать рублей в месяц. Восемь из них он отдает за квартиру. Живется неуютно и голодно. Связь с кружками наладить пока не удалось. Он пошел по адресу, полученному в Тифлисе, там уже никого не было, и хозяйка испуганно сказала: — Арестовали их, уходите скорее. — Инспекция была к нему особенно внимательна, видно, из Тифлисской семинарии сообщили о его неблагонадежности. В Киеве все было почти так же, как в Грузии: запрещалось обучать детей на родном языке, и если у семинариста обнаружат «Кобзаря» Шевченко, его немедленно исключат.

Они столкнулись на перекрестке улицы Боричев-ток и Андреевского спуска. Маруся сказала:

— Здравствуйте. Почему не зашли ко мне?

— Некогда, Маша, не успел.

— Не Маша, а Маруся! — мягко поправила она и задумалась. Она была сегодня другой — не дурачилась, казалась взрослее.

— Я вас испугала давеча? Со мной бывает так — ношусь иногда, как собачонка, и болтаю.

— Я рад, что мы познакомились. У вас плохое настроение? Что-нибудь в гимназии?

— Папу вспомнила. Мы с ним были как товарищи, и мне его иногда очень не хватает… Хотите, пойдем сегодня в костел? Там будет во время службы играть польский органист. Или вам нельзя ходить в католический собор?

— Можно, зачем нельзя? А вы католичка?

— Папа был католик. Он учился в Вене, был доктором медицины и еще доктором по двум другим наукам. Его звали Михаил-Антон-Леопольд Кох.

— А что с вашим папой? Он умер?

— Да. Мы раньше жили в центре, на Крещатике. А когда умер папа, перешли сюда, к бабушке. Так пойдете в костел?

— Пойду.

— В шесть я выйду на улицу. Договорились?

— Да, я буду ждать вас.

Ладо бывал в горийском костеле. Но такой музыки он там не слышал. Может быть, это было потому, что в Гори ученики духовного училища ходили по костелу и прыскали от смеха, пока их не выгнали, а здесь рядом с ним сидела на массивной скамье притихшая девушка.

— Это Гендель, — иногда говорила она. — Не смотрите на меня так. А это Бах…

Он старался делать вид, что не смотрит на нее, но, скашивая глаза, встречался с ее мимолетным взглядом и снова притворялся — опускал голову, и вновь тайком смотрел на нее.

Служба кончилась. Прихожане стали выходить из костела. Он тоже встал, но Маруся тронула его за рукав.

— Сядьте. Он будет еще играть.