Наперерез со скрипом двигалась арба, которую тащили четыре буйвола. На ярме сидел мальчишка, колотя буйвола по бокам и по морде гибким прутом орешника. А на арбе лежал сделанный из шкуры буйвола огромный бурдюк с вином. Ладо остановился. Петров задышал ему в затылок. Из переулка выехал экипаж, в котором, развалясь и выставив ногу в лакированном сапоге со шпорой, сидел смуглый жандармский офицер. Темные глаза офицера остановились на Ладо, и Ладо показал жандарму кукиш. Экипаж зацепился колесом за арбу. Мальчишка хлестнул прутом лошадь. Кучер кнутом огрел мальчишку. Поднялся галдеж. Па толпу напирали верблюды, вышедшие из другой улицы. Офицер крикнул Петрову:
— Эй, чего глазеешь, наведи порядок!
Ладо растолкал людей и пошел дальше, Петров, тяжело дыша, догнал его, а офицер что-то кричал ему вслед.
Под мостом шумела на камнях речка. Пахло серой, мылом, нечистотами. Внизу женщины в ярких пестрых юбках мыли в речке ковры, терли их щетками, колотили валками и громко переговаривались.
Ладо посмотрел на нарядные бани Ираклия, на бани Бебутова, Сумбатова, на серые купола, торчащие из земли наподобие макушек муравейников, — из каждого поднимались влажные испарения, и почувствовал, как кожа у него зудит от дорожной пыли и пота.
Они дошли до бани, Петров по знаку Ладо заплатил за номер и за терщика, и они вошли в номер из двух комнат, отделанных белым мрамором. Когда разделись, появился кривоногий смуглый терщик в халате. Он снял халат и остался в повязке на жилистых бедрах.
— А он кто? — спросил Петров. — Он для чего?
— Мыть буду тебя, ваше благородие, — ответил терщик. — Приезжие? Откуда?
— Из Киева, — сказал Ладо.
Он перешел в банную комнату, встал под душ, обмылся и погрузился в бассейн, полный горячей — даже в озноб бросало — серной воды.
Терщик вошел за ним.
— Ты грузин, князь?
— Грузин, но не князь.
— Тот ишак замок в двери все проверяет.
— Пусть проверяет, — сказал Ладо.
— Где ты нашел такого гостя?
— Он не гость. Еду из тюрьмы домой, а он сопровождает.
— Грабил? Или воровал?
— Политический.
— Уважаю, — сказал терщик, — ты совсем молодой. Очень уважаю.
Вошел Петров — большой, белый, с обвисшими, как у старой бабы, жирными грудями и оплывшим животом, перепоясанный по голому телу ремнем с кобурой.
— Вах, какой красивый! — терщик причмокнул и подмигнул Ладо. — Ты, ваше благородие, сперва под душ, потом в бассейн давай. Не боишься, что револьвер промокнет? Как стрелять будешь?
Петров снял пояс, повесил на кран, взял мыло и, постояв под душем, начал намыливать голову.
— Тоже мне, баня, — ворчал он, — парной нету, а вонь, как в нужнике. Сам вымоюсь.
— На Песковской парная есть, — сказал терщик, — чего туда не пошел?
Ладо лег на каменную лежанку, терщик вытянул ему в суставах руки и ноги, влез па спину, промял пятками позвоночник, слез и стал цепкими сильными пальцами массировать мускулы. Ладо закрыл глаза, ощущая блаженную истому, покой и облегчение.
— Меня Гасан зовут, — вполголоса сказал терщик. — А тебя?
— Кецховели. Ладо. Гасан натянул на руку шерстяную перчатку и принялся растирать спину, плечи и грудь Ладо. Из-под перчатки сползали тоненькие катышки. Закончив растирание, Гасан облил Ладо водой из ведра, намылил мокрый мешок, взмахнул им, мешок раздулся, и, проведя по мешку пальцами, вывалил на Ладо обильную пушистую пену. Растирая его, он шепнул по-грузински:
— Хочешь, удушим? Ночью в Куру сброшу, никто не найдет.
Перед глазами Ладо пятнами поплыли лица Анастасия, Иоанникия, Ильяшевича, жандармского следователя, тюремных надзирателей, он услышал гул базара, гортанные крики, шлепанье валков на берегу, звонкие удары молотов в кузницах, лязг дверного замка тюремной камеры, ощутил запах плова, шашлыка, почувствовал плечи людей, которые толкали его в сутолоке Майдана, и посмотрел на Петрова он стоял под струями воды… Да, удушим!
Гасан приподнял его, ловко и быстро намылил голову и снова шепнул в самое ухо:
— Что молчишь? Удушить его?
Не расслышал терщик или Ладо ничего не сказал вслух?
— Нет, Гасан. Его время еще не пришло.
— Тебе лучше знать. Надо будет — отыщи меня. Здесь все Гасана знают.
— Запомню. Понадобится, приду.
— Отдыхай! — Гасан опрокинул на него ведро с водой, шлепнул ладонью по спине и спросил: — Так эту свинью не мыть?