— Раз не хочет…
Ладо лег на лежанку. Гасан сложил в ведро перчатку, мешок, мыло, выжал из бороды влагу и сказал?
— Не обижай, не проси, чтобы деньги взял. Это мое к тебе уважение. Тебя хочу пригласить в духан, его не хочу. Как быть?
— Спасибо, Гасан, в другой раз, когда я без него буду.
— Ладно. Будь здоров.
Гасан ушел. Петров схватил пояс с кобурой и выскочил в предбанник. Ладо вышел за ним, стал натягивать нательную рубаху.
Подняв голову, он увидел, что Петров уже одет и снова смотрит на него с ненавистью и ожесточением. Разговор с Гасаном Петров понять не мог, может, почувствовал угрозу или просто ожил после бани?
Они вышли на улицу, снова прошли шумным Майданом, узкими, звенящими улочками, и Ладо с привычным удовлетворением смотрел на руки кузнецов, медников, кожевенников и представлял себе, как вместо молота, паяльника и скребка они будут держать кинжалы, шашки, револьверы и винтовки, как цепкие пальцы Гасана сдавят горло Петрова, как выбросят из фаэтона жандармского офицера, как оборванные люди ворвутся в особняки купцов и заводчиков и как ликующая толпа пойдет по Головинскому проспекту… Отречемся от старо-го ми-ира, отряхнем его прах с наших ног!..
От автора. Много лет спустя
В Гори Варлама не оказалось. Дом был закрыт. Я поехал в Тквиави. Ни в домике, ни в землянке Варлама не было. Походив по саду, я увидел его. Он сидел на камне, в парусиновых брюках и в старой куртке, забрызганной медным купоросом. Улыбнувшись, махнул мне рукой. Я подошел и увидел, что у ног его стоит на земле опрыскиватель. Мы поздоровались.
— Садись рядом, отдохни.
— Я не устал. А где Машо? — спросил я, устраиваясь на другом камне.
— Ходит по домам, делает прививки от холеры. Я тебе очень срочно нужен?
— Не очень. Я хочу, чтобы вы показали мне старый Тифлис.
— Что-то ты слишком уж привык на все старое смотреть моими глазами. Двинемся, если можно, через несколько дней, мне надо закончить опрыскивание виноградника.
— Это ваш или колхозный?
— Хо-хо, — рассмеялся он, — хочешь заполнить на меня анкету? Откуда у меня участок, работаю ли я в виноградарской бригаде, сколько получаю на трудодни? Боишься, что кто-нибудь спросит тебя, на какие средства я живу?
— Ехидный вы старик.
— Какой есть. Я пенсионер, заслуженный пенсионер, имею законное право на приусадебный участок.
— Ладно вам, — сказал я, — что вы придираетесь к слову? Лучше скажите, знали вы Марусю?
— Гимназистку, соседку Ладо по Киеву? Я кивнул.
— Был знаком. — Он посмотрел на меня. — Рассказать?
— Конечно.
— Видел ее несколько раз. На концерт вместе ходили, как-то втроем сидели, болтали в ее саду. Сирень там росла буйно. Маруся больше других цветов любила сирень и хризантемы. Ладо тоже хризантемы нравились. Шли мы раз по улице. Она увидела в палисаднике хризантемы. — Отвернитесь, господа кавалеры, у меня узкая юбка, а мне надо перелезть через эту ограду. — Ладо, конечно, перемахнул в палисадник, стал срывать самые крупные хризантемы. А она мне: — Лезьте вы тоже, если кто-нибудь покажется, я чихну. — Отказаться было неловко. Только я перелез через ограду в палисадник, она: — Ап-чхи! — Я толкаю Ладо: — Скорее, идут! — Мы обратно, я зацепился за штакетник, чуть брюки не порвал, а она хохочет на всю улицу: — Я не потому! Никого нет, я на самом деле чихнула. — Веселая была девушка, но язык у нее без костей. В тот же вечер, когда мы шли с концерта, она показала на дом фабриканта Яковлева, там была кариатида, скульптура Атласа, держащего на плечах небо, фыркнула и сказала: — Этот Антей — вылитый Варлам. — Ладо, стесняясь, поправил ее: — Маша, это не Антей, а Атлас — Все равно похож, — И пошло: с того дня иначе меня не называла, как господин Атлас.
— Неужели вы обиделись? По-моему, очень метко сказано. Антей вам, больше, конечно, подходит,
— Если ты будешь одобрять все остроты по моему адресу, не стану тебе ничего рассказывать.
— Почему он не открылся ей? Может быть, и она стала бы революционеркой.
— Ладо не хотел перекладывать свой груз на плечи близких людей. Подумай и о другом. Ладо знал участь революционера — это почти неизбежно тюрьма, каторга. — Варлам покачал головой. — Нет, Ладо не мог направить на такой путь совсем еще юную девушку. Достаточно уже того, что она стала сельской учительницей. Жаль, что о ней ничего не известно. Они больше не увиделись. Она ведь уехала в Полтавскую губернию.