— Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем, — пробормотал Захарий. — А вы, безумцы, думаете, что можете изменить существующее от сотворения мира.
— Ты ведь любить его, — сказал Нико, — как ты можешь так говорить?
— И ты, и Сандро, и Георгий, и Ладо, и Вано, и Аната — все вы рождены от меня, но разве вы когда-нибудь меня слушали?
— Он хочет правды, хочет истины. В твоем же Екклезиасте говорится: и обратился, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем. Разве ты это не видишь, разве ты сам…
— Так было, так будет. Пойдем походим, у меня затекли ноги.
Они вышли на перрон. Пахло мазутом. На светлеющем небе черным пнем высоко срубленного дерева стояла горийская крепость.
— Вы все скрываете от меня, — сказал Захарий, — но я не слепой и не глухой. Я думал — вы несете слово, а человек должен жить не хлебом единым, но и всяким словом, исходящим из уст божьих. Однако и вы станете убивать, как тот, кто убил Авалишвили. В вас — его дурная кровь. И даже если бы вы не захотели убивать, вам придется, потому что тот, чей глаз насытился богатством, не отдаст его по доброй воле. Вы сеете ветер…
Они остановились и посмотрели друг на друга. В глазах Захария была теперь одна печаль. Он поправил крест на груди. И Нико вспомнил, как отец ударил этим распятием собаку за то, что она утащила из кладовой окорок.
— Отец, — спросил он, — ты веришь в бога?
— Верую, — не сразу ответил Захарий.
Он подошел к стене и вслух стал читать цены на проезд до Тифлиса:
— Первый класс — два рубля пятьдесят пять копеек. Второй класс — рубль пятьдесят три копейки. Третий класс — рубль две копейки. Нико, в третий класс возьми билеты. Слышишь?
Город, несмотря на утренний час, встретил их духотой и гомоном.
— Давай сюда! — кричали на вокзальной площади извозчики. — Эх, барин, прокачу. Ваши высокоблагородия, прошу ко мне! До Авлабара сорок копеек! За час — шестьдесят копеек! А ну, кому дрожки! Кому подешевле — дрожки!
Сандро повел всех к вагончику конки.
— Заедем к Михо Бочоридзе, — сказал он, — может быть, узнаем подробности, посоветуемся.
Лошади тронулись. Навстречу, занимая всю улицу, шла развеселая компания: впереди, в широченных шароварах, в крохотных фуражках, с длинными цветными платками в руках, выплясывали друг перед другом, словно вывинчиваясь из мостовой, два кинто. За ними ковылял багровый длинноусый шарманщик, а позади, обнявшись и покачиваясь, брели торговцы вином — микитаны.
Они остановили конку. Один из микитанов поднял кувшин с вином и сказал:
— Я Микич. Всю ночь пили. День тоже будем пить. Вот вино, вот стакан. Пока каждый не выпьет, конка не пойдет.
Первый стакан поднесли кондуктору. Датико что-то сказал Микичу. Микич со стаканом в руке поднялся на ступеньки вагона и поклонился Захарию.
— Ты отец хорошего сына. За твое здоровье, за здоровье Ладо. Пусть скорее на свободу выйдет.
Он выпил вино, прижал руку к груди, сошел, и вагончик двинулся дальше.
Пассажиры стали перешептываться, поглядывая украдкой на священника. Кондуктор, перехватывая поручни, пробрался к кучеру, тот остановил лошадей и подошел к Захарию.
— Я знаком с Ладо, отец, говорил с ним. Если понадобится — всю тюрьму разнесем, камня на камне не оставим, а Ладо выручим. Пусть только знак подаст.
Они поехали на Авчальскую улицу, оттуда на Мостовую, вышли из конки и повернули на Михайловскую улицу. Здесь работал бухгалтером винного склада Михо Бочоридзе. Он сказал, что знает только одно — Ладо пожертвовал собой, чтобы спасти нескольких своих товарищей, рабочих. Связь с ним еще наладить не удалось, и неизвестно пока, в какой камере его держат. Взять адвоката власти вряд ли разрешат.
Возле Бочоридзе стоял небольшого роста горбатый парень.
— Не беспокойся, отец, — сказал он вполголоса, — если с Ладо что-нибудь случится, мы отомстим. Даю тебе слово. Десяти жандармам головы отрежу!
Захарий отшатнулся от него и перекрестился.
— Всякое беззаконие — как обоюдоострый меч, — глухо произнес он, — так раны не лечатся.
— Ты слишком много болтаешь, Темур, — рассердился на горбуна Бочоридзе.
Они поехали к майданскому мосту, поднялись к воротам Метехского замка.
Дежурный офицер, вызванный часовым, пробурчал, что не имеет разрешения на прием передачи и вообще не знает, содержится ли в тюрьме Владимир Кецховели. Оглядев с головы до ног Захария, он смягчился и посоветовал обратиться в губернское жандармское управление.
Датико и Сандро отправились в книжную лавку Чичинадзе, поискать книги, которые просил Ладо, а Захарий с Нико поехали в жандармское управление.