Одобрительными выкриками и смехом рабочие поддержали его. Раждена и Ладо снова передали на руках к выходу.
Они вернули Артему шинели и, обнявшись, пошли по Михайловскому проспекту. Снег перестал падать. Развеселые прохожие, встречая Ладо и Раждена, кричали:
— С Новым годом!
— С Новым годом! — дружно отвечали они. Дошли до памятника Воронцову, пожелали ему свалиться с пьедестала и свернули в Михайловские номера. Сонный портье открыл им комнату. Ражден сразу заснул. Спал он тяжело, ворочался с боку на бок и храпел. Ладо заснул только на рассвете. Ему приснилось, что он косит в поле ячмень. Едва он взмахивал косой, как откуда-то издали его окликал Ражден. Он шел искать Раждена, не находил, возвращался, и только брался за косу, как Ражден снова звал…
Утром Раждев разбудил его. Они вышли на улицу. Ражден сбрил бороду, и им было очень смешно от того, что лицо Раждена совершенно преобразилось. Они не оглядывались, не смотрели по сторонам, и прохожие расступались, принимая их за подвыпивших кутил.
Показались лошади, одинокий вагончик. Ладо нахмурился, во всмотревшись, закатился в хохоте. Вместо кучера лошадьми правил лакей директора конки. Па нем был фрак, и даже белые перчатки он не снял — с такой поспешностью хозяин погнал его в парк конки.
Народ толпился на остановках, все с недоумением смотрели на кучера во фраке и в белых перчатках, и в вагончик никто не садился.
Они повернули обратно — надо было поскорее узнать, что происходит в парке конки. Широким хозяйским шагом они дошли до обсерватории и вдруг увидели вдали длинную вереницу вагонов.
— Наверное, штрейкбрехеры, — осипшим голосом сказал Ражден.
Ладо побежал в сторону парка. Ражден еле успевал за ним. На перекрестке Ладо остановился как вкопанный.
Цокали подкованные копыта. Посреди мостовой па большом чалом коне ехал жандармский офицер. За ним — с ташками наголо — казаки. Вдоль тротуаров шли пешие полицейские.
— Рабочих ведут, — вполголоса произнес Ражден, — узнаешь?
Ладо не ответил.
Рабочие брели, не глядя по сторонам, опустив головы. Почти все были без фуражек, у многих на лицах — синяки, запекшаяся кровь. Прохожие столпились на тротуарах.
— Из-за этих смутьянов конка не работала. Слава богу, навели порядок.
— Я видел через ограду, как трупы увозили, шашками были зарублены.
— Не бунтуй. Никто не давал права нарушать законы государства.
— Не болтайте, барышня, постыдились бы. Вы сыты, обуты, а эти…
— Отстаньте, а то городового позову.
— Посмотрите, посмотрите, какой суродованный! Ладо охнул.
За полицейским, прихрамывая, шел седой рабочий. Кроваво-черная рана от шашки, ничем не перевязанная, пересекала голову. Он повернулся к тротуару и посмотрел на Ладо и Раждена правым глазом, со светлым, словно остекленевшим зрачком.
Ладо рванулся на мостовую, но Ражден успел обхватить его сзади за плечи и оттащил назад.
— С ума ты сошел? Успокойся.
На них стали оглядываться. Ражден не выпускал Ладо и громко, чтобы зеваки и городовые слышали, уговаривал:
— Ну, пойдем. Опохмелишься, легче станет. Говорил, не надо столько…
Сведенные судорогой мышцы Ладо расслабились, Ражден опустил руки.
— Пойдем? Ладо кивнул.
Сделав несколько шагов, он остановился и посмотрел в глаза Раждену.
— Ты видел их? Нет, ты скажи, ты видел, как их вели? Седого старика ты видел?
Еще несколько стремительных шагов, и он снова остановился, сжимая рукой горло. Так путник, совершивший долгий путь, натыкается на пропасть, в которую смыло дорогу, и не знает, что предпринять. Слева откос уходит вверх, справа и впереди — обрыв. Он измеряет взглядом ширину пропасти. Может, попытаться перепрыгнуть через нее?
— Ражден, — сказал он, — я пойду к Аракелу Окуашвили, а ты разузнай, кто убит.
— Для чего тебе Аракел Окуашвили?
— Он найдет людей в железнодорожных мастерских, я возьму у Саши Шатилова револьверы. Рабочих убивали утром, мы будем убивать вечером. Террористические акты! Ты узнай, точно узнай, сколько убитых. За одного положим двоих. Нет, троих, сколько сможем! Встретимся в духане на углу Некрасова и Николаевской.
Они разошлись.
Ражден снова направился к парку конки, Ладо пошел к Окуашвили, а от него — к Джибладзе и Шатилову.
Когда Ражден увидел Ладо, он сидел за столиком и почему-то рассматривал свои руки. По щекам его, уже заросшим после вчерашнего бритья, текли слезы.
— Что, Ладо? — спросил Ражден. Он поднял голову.
— Закажи пива, у меня нет денег.
— Человек, две бутылки пива! Есть хочешь?
— Есть? Не хочу.