Дирекция размещалась недалеко от вокзала в старом, видать, купеческом доме. Первый этаж у него был каменный, обшарпанный, с обвалившейся кое-где штукатуркой, второй - деревянный, из темных, тронутых трухлявинкой мощных бревен. Около дома стояло несколько "газиков" и "Победа". В ней было битком набито людей, из-за приспущенного стекла валил дым, слышался смех похоже, шоферы обсуждали какую-то веселую историю.
Корнилов вошел в дом. В коридоре, стены которого были густо заклеены объявлениями, приказами, сводками, курили двое мужчин. У обоих поверх пиджаков были надеты меховые безрукавки.
- Где мне найти бухгалтера? - спросил Корнилов. - Григория Ивановича Мокригина.
Один из мужчин молча показал на лестницу в конце коридора. Корнилов поднялся на второй этаж и отыскал дверь с надписью "Бухгалтерия". "Если там будут посетители, я подожду", - решил он. Вообще-то в бухгалтерии работали двое: старший бухгалтер Мокригин и еще одна женщина. Еще накануне Корнилов уговорился с работниками ОБХСС, и они вызвали ее в это время на беседу.
Корнилов приоткрыл дверь и сразу увидел Мокригина. Бухгалтер сидел за большим столом и сосредоточенно считал на арифмометре. На вошедшего не обратил никакого внимания, даже лысой головы не поднял. Корнилов подошел к его столу и сел, положив на колони шапку. Мокригин продолжал крутить ручку, беззвучно шевеля губами. Верхняя его губа была тонкая, злая, а нижняя - пухлая и отвислая. Закончив считать, он записал на бумажке какие-то цифры и только тогда поднял голову.
- Вы ко мне?
Бровей у него почти совсем не было, и оттого лицо казалось каким-то бесцветным, блеклым.
- Да, я к вам, Григорий Иванович. - Корнилов достал удостоверение, представился.
Мокригин хотел что-то сказать, но только облизнул вдруг свою толстую нижнюю губу. В лице у него ничего не изменилось, не дрогнуло. Он замер.
- Григорий Иванович, я пришел к вам поговорить о леснике Зотове. Мне сказали, что вы были с ним друзьями...
Бухгалтер по-прежнему был спокоен. Никаких признаков паники. Только сузились глаза, стали маленькими точками зрачки. "Он давно ждал, что к нему придут, - подумал Корнилов. - Успел приготовить себя".
- А что бы вы хотели узнать о Зотове? - Мокригин явно не собирался распространяться о своей дружбе с лесником.
- Вы, наверное, знаете, Григорий Иванович, что Зотов убил сына и сам повесился. - Корнилов сказал это нарочито спокойно, буднично. - Мне хотелрсь бы знать об их отношениях.
Мокригин неопределенно пожал плечами:
- Что ж рассказывать? Я не знаю. - Он посмотрел на Корнилова чуть-чуть прищурившись. - Вы лучше задавайте вопросы. Я отвечу.
"Ого, да он тертый калач, - подумал Корнилов. - Школа видна. Такого голыми руками не возьмешь", - и спросил:
- С Зотовым вы давно знакомы?
- Давно.
- А вы неразговорчивы, Григорий Иванович. С вами трудно, - улыбнулся Корнилов. Бухгалтер пожал плечами, машинально крутанул ручку арифмометра.
"Так мы будем разговаривать неделю, - подумал Корнилов. - Интересно, надолго ли ему хватит выдержки?"
- Вы были знакомы с Тельманом Алексеевым, сыном Зотова?
- Нет.
"Отвечает не задумываясь. На лице ни один мускул не дрогнет".
- А знали о его существовании?
- Знал.
- Они были в ссоре?
Мокригин усмехнулся:
- Так... расплевались однажды. Сын-то тогда от горшка два вершка был! Они же с войны не виделись. О покойниках плохо не говорят, но сынок его свинья свиньей оказался. Даже не подумал разыскать старика, помочь ему... - Лицо бухгалтера стало злым.
- А Зотов просил его о помощи?
- С какой стати?! Он и не искал сына. Случайно узнал о нем! неожиданно выкрикнул Мокригин. - Чего ему унижаться перед "чистеньким" сыном! Я, я только и помогал старику, - сказал он с необычной горячностью. - И деньгами, и по хозяйству. Да мало ли! - Он с какой-то безнадежностью махнул рукой и замолк, словно испугался своего порыва.
- А как узнал старик о сыне?
- В журнале портрет увидел. В "Огоньке".
- И решил его разыскать?
- Откуда я знаю? - проворчал бухгалтер. - Он мне не докладывал.
"Наверняка знает, что старик разыскивал сына, - решил Корнилов. Только зачем скрывает?"
- А где вы познакомились с Зотовым, Григорий Иванович.
Бухгалтер вдруг посмотрел на Корнилова с откровенной ненавистью.
- Там и познакомились. Будто не справились... - И сказал с вызовом: Кто еще у бывшего зека другом может быть? Такой же зек, как и он. Вот мы со стариком и держались друг друга.
- Вы правы. Я наводил справки: в одной колонии отбывали наказание.
"Старый друг лучше новых двух, - вдруг вспомнилась Корнилову поговорка. - Старый друг лучше новых двух..." И какая-то совсем смутная догадка мелькнула у него, скорее не догадка, а предчувствие, что за этой неожиданной горячностью бухгалтера, за его словами о старой дружбе отверженных обществом людей и кроется разгадка трагедии.
- Вы, Григорий Иванович, не женаты? - спросил Корнилов. Он всегда так вел беседы, перескакивал с одного вопроса на другой, лишая своего собеседника возможности понять, что же интересует полковника больше всего.
- Нет, - отчужденно ответил Мокригин.
- А у вас есть родные?
- Какое это имеет значение? Вы ведь хотели узнать о Зотове, а не обо мне?
- Простите, если задал неприятный вопрос, - дружелюбно сказал Игорь Васильевич. - Я не хотел вас обидеть.
Бухгалтер смотрел на Корнилова с ненавистью.
- Да, да! Нет у меня родных! Не знал никогда о них и знать не хочу!
- А друзья?
- Что вы ко мне в душу лезете?
"Одиночество, одиночество его мучает!" - подумал Корнилов.