- Вот, может, поинтересуетесь! - Белозеров положил на стул перед ним несколько фотографий.
Корнилова поразило выражение глаз на простоватом, тронутом тенью щетины лице убитого. Казалось, они продолжали жить и ждали ответа: кому это понадобилось стрелять в него, кому он помешал?
Вздохнув, Корнилов сложил фотографии и передал капитану.
- Вот что, Александр Григорьевич, - сказал он, помолчав, - вы сами-то что думаете по поводу убийства? Может быть, охотники?
- Мы с Юрием Евгеньичем прикидывали эту версию. Случайный выстрел? Возможно! На лося, правда, охота уже закрыта, но браконьеры пошаливают. Может, и ходил кто-то с винтовкой, баловался.
- Ну вот и проверьте всех охотников, с общественными инспекторами потолкуйте. - Игорь Васильевич говорил все это не слишком уверенно, потому что его смущала одна деталь, никак не укладывавшаяся в вариант "охота": попутчик. Не мог он пройти мимо убитого и не заметить его! Значит, заметил и скрылся. Ну, может быть, и не скрылся, да молчит. Почему? Чего испугался? А может быть, он не только попутчик?..
- Александр Григорьевич, лыжи какой марки? - неожиданно спросил он капитана.
- У убитого, что ли?
- Ну да. У кого же еще?..
- У него лыжи очень хорошие, товарищ подполковник, гоночные. Финские. Марка "Карху". "Медведь", значит.
- Хорошо смазаны?
Белозеров только руками развел:
- Не поинтересовался, даже не подумал, что понадобится.
- У вас есть опись вещей убитого?
Белозеров протянул листок.
Опись была составлена толково - точно и очень подробно.
Корнилов обратил внимание, что среди денег была сторублевая бумажка. Такими деньгами только долг отдавать! Ведь в деревенском магазине могут и не разменять, если за покупками пойдешь. В карманах убитого не обнаружили ни спичек, ни сигарет. Вообще, кроме носового платка и ключей, не было самых обыденных мелочей, которые, как правило, можно обнаружить в карманах у каждого. Так случается, если человек собрался в дорогу неожиданно. Схватил, что было под рукой, переоделся - и в путь.
- Вот еще что надо проверить, Александр Григорьевич, - не было ли вчера или позавчера во Владычкине выдающихся событий: свадеб, крестин, похорон. Похоже, что лыжник внезапно получил какое-то известие, собрался за пятнадцать минут, сунул в карман деньги, бутылку коньяка - и в путь...
- Умереть - так никто не умер, - наморщив лоб, ответил Белозеров. - А насчет рождений и свадеб - это я проверю... - Он усмехнулся: - Да жениться там некому. Одни старухи.
"Чего он все время лоб морщит? - подумал Корнилов. - И так старше своих лет выглядит. Надо будет ему как-нибудь сказать об этом. В шутку. Чтоб не обиделся".
Белозеров позвонил на Мшинскую участковому Рыскалову.
Оказалось, что никаких примечательных событий во Владычкине не произошло. Участковый по своей инициативе побеседовал со многими мшинскими охотниками и с председателем охотничьего общества: было похоже, что охотников в эти дни в лесу не видели.
- Ладно, хватит штаны просиживать, - поднялся Корнилов. - Еду во Владычкино. Сколько там до егеря и лесника?
- Километра три. Лыжи мы вам приготовили. Рыскалов ждет на Мшинской.
4
- Здесь Надежда Григорьевна Кашина живет, - сказал участковый Корнилову, когда, приехав во Владычкино, они остановились у первого дома. - Древняя старуха. Может быть, с кого другого начнем?
- Вот с древней и начнем. Кстати, почему все говорят: "у нас во мхах", "к нам во мхи"? Эта деревня ведь Владычкино называется?
- Да как вам сказать, места такие - болота, мхи. И станция Мшинская. Мхи да мхи.
Деревня выглядела пустынно. Лишь кое-где из труб вился еле заметный дымок. В морозном воздухе плавали едва уловимые запахи только что выпеченного хлеба. Откуда-то издалека, наверное со станции, ветер донес гудок паровоза. "Какая тишина тут", - подумал Корнилов.
Они поднялись на крылечко. Возле дверей стоял веник, и Корнилов обмел снег с ботинок. Передал веник лейтенанту. Тот обметал валенки долго, старательно.
Участковый постучал.
- Не заперто! - крикнули в глубине дома. Голос был звонкий, и Корнилов решил, что кричит ребенок.
Натыкаясь друг на друга, они прошли через темные сени. В избе было тепло, кисловато пахло квашней. Корнилов еще с порога заметил слабенький огонек в розовой лампадке перед иконой.
- Будьте добреньки, заходите!
Навстречу им шла чистенькая старушка в темном платье и белом, синими горошинами платочке.
- Какие мужички-то в гости ко мне пожаловали, - ласково сказала она. - Да никак один-то городской. Ай, да никак второй с погонами, военный!
- Здравствуйте, Надежда Григорьевна, - поздоровался Корнилов и подумал: "А старушка-то общительная. Наверное, мно-о-ого знает. Если не ханжа". Ему иногда встречались старушки, которые ни о чем другом, кроме своих старых обид, говорить не могли.
- Вон вы какие проворные, - удивилась старушка. - И как величать меня, знаете!
Глаза у Надежды Григорьевны были добрые и какие-то, как показалось Корнилову, снисходительные. Словно бы она знала о твоих грехах и слабостях и заранее прощала тебя.
Старуха показала им, где раздеться, и усадила на большую лавку около русской печки, а сама осталась стоять. Маленькая, сухонькая, она смотрела на гостей внимательно и заинтересованно. Оттого что она стояла, а они сидели перед ней, словно школьники перед учительницей, Корнилов почувствовал неловкость.
- У нас разговор к вам, Надежда Григорьевна, - сказал он. - Посидим, поговорим...
- Ты говори, милой, говори, - замахала рукой старушка. - Я стоя-от лучше разумею. Да и насиделась я в жизни, насиделась...
- Да садитесь вы, садитесь, - с легким раздражением сказал участковый, но Игорь Васильевич неодобрительно посмотрел на него, и лейтенант замолчал.